Но, как только незнакомец понял, что его обнаружили, он подхватил поводья, пришпорил коня и, заставив его перепрыгнуть через придорожную канаву, ринулся через поле, наискосок, намереваясь выбраться на сузскую дорогу.
Латиль устремился за ним вдогонку с воплем: «Стой!», но всадник, у которого была превосходная лошадь, помчался еще быстрее.
Некоторое время капитан держался от незнакомца на расстоянии выстрела, но не стал стрелять по двум причинам: возможно, этот человек не был врагом и, кроме того, звук выстрела мог предупредить обитателей замка об опасности.
Пять минут спустя Латиль потерял надежду догнать беглеца и, отказавшись от бессмысленной погони, вернулся к своим солдатам; между тем всадник скрылся в темноте.
Покачав головой, Латиль снова занял место во главе отряда. Это происшествие, сколь бы незначительным оно ни было при других обстоятельствах, показалось Латилю чрезвычайно важным.
Первые слова капитана были:
— Отвечаю за все, если только герцога не предупредили.
Что понадобилось в Риволи этому всаднику на прекрасной лошади, и почему он так боялся, что его узнают? Если он приехал из Сузы, то зачем ему было туда возвращаться? Но кто сказал, что незнакомец прибыл из Сузы? Тяжелое дыхание его лошади свидетельствовало о том, что позади у нее был долгий путь.
Подъезжая к Риволи, Латиль увидел на дороге уже не одного, а двух всадников, и это усилило его подозрения.
Этьенн даже не попытался их догнать: у мужчин были первоклассные скакуны — казалось, их копыта не касались земли. Оставалось только поспешить к замку, освещенные окна которого вырисовывались вдали.
Десять минут спустя всадники подъехали к воротам замка, где не было заметно каких-либо признаков тревоги. Латиль приказал обойти вокруг крепостной стены и охранять все выходы; затем он направил на каждую лестницу по шесть солдат, поднялся по парадной лестнице во главе такой же группы из шести человек и со шпагой в руке вошел в танцевальный зал; между тем, его спутники, разделенные на группы, предстали перед гостями, проникнув в комнату через другие двери.
Отдан своим подчиненным приказ никого не выпускать, Латиль направился в центр зала со шляпой в одной руке и со шпагой в другой. Но тут принцесса Кристина кинулась навстречу капитану, сократив ему половину пути.
— Сударь, — сказала она, — я предполагаю, что вы явились по делу к моему свекру, его высочеству герцогу Савойскому, и к моему мужу принцу Пьемонтскому, но, к сожалению, я должна вам сообщить, что четверть часа назад они уехали в Турин и, будем надеяться, благополучно туда добрались. Если вы хотите подкрепить свои силы, замок Риволи, славящийся своим гостеприимством, в вашем распоряжении, и я буду рада принять у себя офицера и солдат моего брата Людовика Тринадцатого.
— Сударыня, — произнес Латиль, воскрешая в памяти все старинные правила придворного этикета, чтобы достойно ответить сестре короля, супруге принца Пьемонтского и невестке герцога Савойского, — мы заехали лишь с целью известить вас о том, что десять минут назад встретили их высочеств, которые направляются в Турин, как вы изволили мне сказать, и, очевидно, очень спешат, судя по тому, как они гнали своих лошадей. Что касается радушного приема, который вы соблаговолили нам предложить, к сожалению, мы не можем на это согласиться, ибо вынуждены срочно передать кардиналу только что полученные известия.
Поклонившись принцессе Кристине с учтивостью, неожиданной для тех, кто плохо знал удалого капитана, Латиль присоединился к своим спутникам и воскликнул:
— Пошли, ребята, нас опередили, как я и предвидел, охота оказалась неудачной!
Узнав, чем закончился поход Латиля, Ришелье пришел в ярость. Подобно Этьенну, он нисколько не сомневался, что герцога Савойского своевременно предупредили.
Но кто мог его предупредить?
Кардинал посвятил в свои планы только одного человека — герцога де Монморанси.
Неужели он известил Карла Эммануила об опасности?
В таком случае, у этого потомственного дворянина были весьма своеобразные представления о чести! Подобное благородство по отношению к врагу граничило с изменой своему королю.
Ришелье ничего не сказал капитану о своих подозрениях, зная, насколько тот предан герцогу де Монморанси и графу де Море.
Капитан рассказал кардиналу обо всем, что видел, в том числе о том, что заметил юного всадника лет семнадцати-восемнадцати в большой фетровой шляпе с ярким пером и в синем или черном плаще.
Когда кардинал остался один, он потребовал сообщить ему, кто из часовых был накануне в карауле от восьми до десяти часов вечера; никто не мог покинуть Сузу или проникнуть туда, не зная пароля, который в ту ночь гласил: «Суза и Савойя». Между тем этот пароль был известен только командирам: маршалам де Креки и де ла Форсу, графу де Море, герцогу де Монморанси и другим.
Ришелье созвал часовых и принялся их расспрашивать.
Один из солдат заявил, что видел юношу, похожего на человека, описанного кардиналом, но он покинул Сузу не через Итальянские ворота, а через Французские, правильно отозвавшись на пароль.
То, что всадник выбрал Французские ворота, ни о чем не говорило — оказавшись за пределами города, он мог обогнуть крепостную стену и поехать по итальянской дороге.
Действительно, вскоре были обнаружены конские следы.
Молодой человек в самом деле следовал по этому маршруту: выехав через Французские ворота, он обогнул город и в четверти льё от Сузы свернул на итальянскую дорогу.
Ничто больше не удерживало кардинала в Сузе; накануне он объявил Виктору Амедею войну; около десяти часов утра, когда расследование было закончено, барабан и трубы подали сигнал к началу похода.
Перед кардиналом прошли четыре корпуса под командованием г-на де Шомберга, г-надела Форса, г-на де Креки и герцога де Моиморанси. Среди офицеров, окружавших Ришелье, находился Латиль.
Как обычно, за г-ном де Монморанси следовала пышная свита из дворян и пажей. Среди них был и Галюар верхом на черной лошади; на его голове красовалась фетровая шляпа с алыми перьями.
Когда юноша проезжал мимо, Ришелье коснулся плеча Латиля.
— Возможно, — ответил капитан, явно не настаивая на своем мнении.
Ришелье нахмурился, грозно посмотрел в сторону герцога и, пустив свою лошадь вскачь, занял место во главе колонны впереди него располагались только разведчики, которых в ту пору называли «пропащими ребятами».
Кардинал облачился в свой обычный военный наряд; на нем была кираса, а под ней — камзол цвета палой листвы, украшенный тонкой золотой вышивкой; поскольку в любую минуту французы могли столкнуться с неприятелем, Ришелье прикрывали двое пажей: один из них нес его шлем, а другой — латные рукавицы; еще два пажа, ехавшие по бокам кардинала, держали за поводья первоклассного скакуна. Кавуа с Латилем, то есть капитан и лейтенант гвардии Ришелье, шагали позади него.