Что касается меня, то в первые минуты я от избытка чувств написала Нельсону письмо. Я не могу его здесь процитировать, так как не сохранилась копия. Однако некоторые фразы из этого послания Нельсон воспроизводит в следующем письме, которое он отправил своей супруге:
«В море, 16 сентября 1798 года.
Королевство обеих Сицилий, от монарха до последнего крестьянина, обезумело от радости. В самом деле, если судить по тому, что мне писала леди Гамильтон, состояние королевы внушает истинную жалость. Вот подлинные слова леди Гамильтон:
“Как мне Вам описать потрясение, переживаемое королевой? Это, воистину, что-то немыслимое. Она плачет, кричит, мечется как безумная по своим покоям из комнаты в комнату; она бросается на шею каждому, кто ни встретится, смеясь и плача в одно и то же время. “О храбрый Нельсон! — поминутно восклицает она по любому поводу. — Боже, благослови нашего освободителя! О Нельсон! Нельсон! Чем только мы ему не обязаны! О победитель, о спаситель Италии! Зачем вас нет рядом, чтобы я могла излить перед Вами мое сердце, переполненное признательности!””
О прочем, дорогая Фанни, предоставляю Вам догадаться самой. Прощайте! Головная боль не дает мне высказать и половины того, чем я бы желал поделиться с Вами. Все мои усилия чуть было не пропали даром, но Господь поддержал меня.
Ваш Г. Нельсон».
Надо знать, каких почестей удостоился Нельсон, какими наградами буквально завалили его все государи Европы, чтобы составить понятие о той мере ненависти и, вероятно, страха, что в ту пору Франция внушала всей Европе.
Мы с Нельсоном однажды взялись составить список всех этих милостей. Он сейчас передо мной; эти записи относятся ко времени между октябрем 1798 и октябрем 1799 года.
Прежде всего от короля и королевы Англии — звание пэра Англии и золотая медаль;
от палаты общин, по ходатайству короля от 22 ноября 1798 года, — титул барона Нильского и Бёрнем-Торпского (для него и двух его ближайших наследников), с рентой в две тысячи фунтов стерлингов, начислявшейся с 1 августа 1798 года, то есть со дня Нильского сражения;
от английского парламента для него и двух ближайших наследников — другая двухтысячная рента;
от ирландского парламента — еще рента в тысячу фунтов стерлингов;
от Вест-Индской компании — десять тысяч фунтов стерлингов единовременно;
от Турецкой компании — серебряный столовый сервиз; от города Лондона — шпага с эфесом, украшенным бриллиантами;
от турецкого султана — бриллиантовая пряжка с челмиком, то есть с пером, символом военного триумфа, стоимостью в две тысячи фунтов стерлингов, и роскошная шуба в тысячу фунтов;
от матери султана, султанши Валиды, — табакерка, усыпанная бриллиантами, стоимостью в тысячу фунтов стерлингов;
от российского императора Павла — ларец, украшенный бриллиантами, ценою в две тысячи фунтов стерлингов;
от короля Обеих Сицилий — шпага с эфесом, украшенным бриллиантами, оцениваемая в пять тысяч фунтов стерлингов;
от сардинского короля — табакерка, усеянная бриллиантами, ценою в тысячу двести фунтов стерлингов;
от правительства острова Закинфа — шпага с золотым эфесом и трость с золотым набалдашником;
от города Палермо — золотая табакерка и золотая цепь на серебряном блюде.
Но самый оригинальный и, смею сказать, самый английский дар, доставивший Нельсону наибольшую радость, преподнес ему его друг, капитан «Swiftsure» [48] Бенджамин Хэллоуэлл.
Как я уже говорила, французский корабль «Восток» взлетел на воздух, так что его обломки, разлетевшись во все стороны, качались на волнах далеко друг от друга. Среди этих обломков капитан Бен Хэллоуэлл заметил грот-мачту, оставшуюся неповрежденной. Он спустил все шлюпки на воду и, не обращая внимания на людей, что плавали среди обломков судна, тщетно борясь за жизнь, приказал спасти лишь мачту «Востока». Все шлюпки «Swiftsure» впряглись в эту мачту, подтащили ее к кораблю, и она была поднята на борт. Тотчас Бен Хэллоуэлл вызвал корабельного плотника и железных дел мастера и приказал им из самой толстой части мачты изготовить гроб: он был сколочен гвоздями, извлеченными из той же мачты, и обит железом из содранных с нее металлических частей. Потом, когда гроб был готов, он отправил его Нельсону, сопроводив следующим посланием:
«Законопослушному и высокочтимому лорду Нельсону, кавалеру и баронету.
Милорд,
посылаю Вам гроб, полностью изготовленный из деревянных и железных частей грот-мачты корабля “Восток”, дабы Вы могли, покидая этот мир, вкусить покой в Ваших собственных трофеях. Пребывающий в искренней надежде, что он пригодится Вам еще не скоро, Ваш преданный и покорный слуга
Бен Хэллоуэлл.
“Swiftsure”, 23 мая 1799 года».
Как уже было сказано, Нельсон принял этот дар с явным удовольствием. Некоторое время он его хранил в своей каюте вместе с крышкой, прислонив к стене как раз за креслом, в которое он садился, принимаясь за еду. Но старый слуга, которого очень огорчала эта похоронная принадлежность, упросил адмирала, чтобы ее перенесли на нижнюю палубу.
Когда Нельсон покинул «Авангард», страшно потрепанный в сражении, гроб последовал за ним на борт «Громоносного», где долгое время хранился на его полубаке.
Однажды Нельсон из своей каюты услышал, как молодые офицеры «Громоносного» восторгаются даром капитана Бена Хэллоуэлла. Он крикнул им:
— Любуйтесь сколько угодно, господа, все равно ни одному из вас я его не уступлю!
Увы! Конечно, все так и произошло: ныне бедный Нельсон спит в гробу, приготовленном для него Беном Хэллоуэллом.
Признаться, рука моя дрожит и слезы навертываются на глаза, стоит мне лишь вспомнить эти мрачные подробности. Но они составляют часть славной истории моего героя и его величия, а потому я не считаю себя вправе обойти их молчанием.
Девятнадцатого числа до нас дошли сведения, что 16-го корабль Нельсона был в виду Стромболи. Мы предположили, что он не замедлит прибыть в Неаполь, и, пренебрегая тем, что может подумать, сказать или сделать французский посол Гарá, приготовились к блистательным празднествам. Тремя днями ранее прибыли «Александр» и «Каллоден», опередившие «Авангард» на пять дней, так как они меньше пострадали в бою.
На мыс Кампанелла и на самую высокую точку Каприйской скалы поставили наблюдателей, с тем чтобы они посредством сигналов оповестили о появлении кораблей Нельсона и эта весть могла незамедлительно достигнуть Неаполя.
Затем была приготовлена большая, великолепно убранная барка с пурпурным навесом, увенчанным гербами Англии и Обеих Сицилий, и богато украшенная военными трофеями, что были добыты в схватках под знаменами двух союзных держав. Еще приготовили не то двенадцать, не то пятнадцать барок, чтобы составить кортеж головной барке, и каждый придворный имел приказ по первому сигналу предстать перед Нельсоном.