Вот каково было окончание этой истории с индейками. Как и предполагал Фердинанд, его подпись не оказала никакого воздействия: судейский прочитал его рекомендацию, но, сочтя, что монаршее предписание принадлежит к того рода услугам, какие нерадивые подчиненные вырывают у повелителя, воспользовавшись его невнимательностью или с помощью назойливости, только пожал плечами и отложил просьбу в сторону.
В итоге через две недели вдова снова оказалась у короля на дороге. Она устроила ему сцену и обвинила в том, что он воспользовался ее неискушенностью, заставив поверить в свое знакомство с самим королем.
— Послушайте, — предложил ей Фердинанд, — возвращайтесь-ка недели через две, и если дело не решат в вашу пользу, я обязуюсь заплатить по сотне дукатов за каждую вашу индейку.
Старушка только покачала головой, всем своим видом показывая, что не верит ни в победное завершение процесса, ни в возмещение убытков. Она удалилась, бурча сквозь зубы, что всегда выискиваются интриганы, которые много обещают, требуют платы вперед, а обещаний не держат.
Король же навел справки об имени судейского докладчика и повелел казначею судейской коллегии задержать его месячное жалование (его как раз надлежало ему выплатить через два дня), а если тот потребует объяснений, передать, что ему заплатят не ранее чем он покончит с процессом, в котором лично заинтересован его величество.
А уже через две недели монарх смог вручить вдове повеление суда, решившего дело в ее пользу, и, объяснив ей, кому она доверилась, присовокупить и три сотни дукатов, обещанных за тех самых индеек.
Поскольку моя жизнь в течение последующих десяти лет должна была проходить в Неаполе, мне необходимо, чтобы смысл событий того времени стал понятнее, поближе познакомить читателей с двумя персонажами, которых я только что им представила, — с королем Фердинандом и королевой Каролиной.
Нет необходимости рассказывать здесь, как Карл III, родоначальник неаполитанских Бурбонов, второй сын Филиппа V и первенец Елизаветы Фарнезе, захватил трон Обеих Сицилий в 1734 году и был признан законным монархом в 1745-м.
Когда его старший брат умер бездетным, Карл был призван на трон Испании, а здесь ему пришлось подыскать себе преемника.
Мы говорим «подыскать», так как в данном случае право первородства в наследовании престола оказалось недействительным: его наследник, инфант дон Филипп, — как говорили, вследствие дурного обращения со стороны своей матери — сделался слабоумным.
О том, чтобы он мог править, и речи не было.
Король Карл III оставил Филиппа в Неаполе, где тот и умер от болезни, признанной неизлечимой; с собой же он увез другого своего сына — Карла, принца Астурийского (после смерти отца, наступившей, кажется, в 1788 году, он был коронован под именем Карла IV), а наследником Королевства обеих Сицилий назвал своего третьего сына, в ту пору семилетнего.
Прежде чем отправиться в Испанию, он пожелал выбрать для принца воспитателя; но из-за весьма нежного возраста принца выбор этот касался скорее матери, чем отца, и королева, к несчастью, распорядилась по-своему: она сделала эту должность продажной, и князь Сан Никандро, из всех возможных претендентов наименее достойный, был, тем не менее, избран.
Одно из напутствий короля Карла III воспитателю принца было таково:
— Главное, сделайте из моего сына хорошего охотника. Из всех забав, воистину, только охота достойна монарха.
Карл III действительно ставил охоту превыше всего, в том числе выше благосостояния своих подданных.
По этому поводу мне вспоминается один случай.
Предназначив остров Прочиду исключительно для охоты на фазанов, он издал указ о поголовном истреблении кошек, а владение запрещенным животным приравнял к преступлению, караемому телесным наказанием и даже бесчестьем.
Человека, который наперекор указу не пожелал расстаться со своим котом, разоблачили, арестовали, осудили и приговорили к порке, после которой палач таскал его по всему острову с доказательством преступления, подвешенным у него на шее, то есть с удавленным котом, после чего несчастный был отправлен на галеры.
Согласитесь, что это жестоко.
К чему же все это привело?
К тому, что кроты, мыши и крысы, избавленные от своих естественных врагов, расплодились и размножились в таком количестве, что стали пожирать младенцев в их колыбелях. Тогда жители острова в отчаянии взялись за оружие, образовали воинские отряды и решили лучше покинуть Прочиду и жить среди варваров, чем терпеть столь неправедное правление; их возмущение приняло столь серьезный оборот, что в конце концов Карл III был вынужден отменить свой указ.
А вот другой анекдот, доказывающий фанатическое пристрастие того же Карла III к собакам, равное его ненависти к кошкам.
Некий офицер полка итальянской гвардии находился на караульной службе в Казерте; естественно, он был одет в парадную форму, приобрести которую ему было не так-то просто, принимая во внимание весьма посредственные размеры его жалованья. Мимо его поста, возвращаясь с охоты, проезжал Карл III со своей сворой. Один из псов, весь в грязи, наскочил на офицера с благожелательным намерением приласкаться и испачкал его форменный наряд; видя, какой ущерб нанесен его форме, офицер, не вникая в намерения собаки, отшвырнул ее ногой; пес взвизгнул, и этот визг привлек внимание короля. Обернувшись, он увидел караульного и направился к нему:
— Знаешь ли ты, шлюхино отродье, — разгневался он, — что это животное, которое ты имел подлость ударить, мне дороже, чем полсотни тебе подобных?
Офицер, придя в ужас от того, что с ним так обошлись за один пинок, данный собаке, побагровел, потом побелел, затем у него началась лихорадка, и на следующий день он скончался.
Однако вернемся к юному Фердинанду и его наставнику князю де Сан Никандро.
Я не была знакома с князем: к тому времени, когда я прибыла в Неаполь, князя уже не было в живых, но все там имели о нем и о воспитании, которое он дал королю, общее мнение: Сан Никандро был абсолютно недостоин чести, которую королева оказала ему своим выбором.
Князь де Сан Никандро отличался крайним невежеством; за всю свою жизнь он не прочитал ничего, кроме акафистов Богоматери — книги, разумеется полезной, но не содержащей всего, что следовало бы знать человеку, которому поручено воспитание короля.
Итак, сам ни в чем не разбираясь, он ничему и не смог научить царственного питомца, и в пору своей женитьбы тот едва умел читать и писать, а говорил только на местном неаполитанском наречии. Впрочем, получив от короля Карла III единственную рекомендацию — сделать из сына хорошего охотника, князь счел, что незачем заниматься чем-либо еще. Да и тосканец Тануччи, старый министр Карла III, в продолжение двадцати четырех лет правивший королевством от имени своего господина и назначенный регентом до совершеннолетия юного принца, ничего другого и не желал, как посадить на трон короля-болвана, ведь при нем он сможет, как и раньше, держать все в своих руках. Он не давал никаких советов, касающихся воспитания принца, если не считать совета привить ему, помимо вкуса к охоте, любовь к рыбной ловле. Таким образом, отдыхая от буйных забав в забавах мирных, молодой король не нашел бы времени думать о делах государства.