Впрочем, Козимо и в самом деле был богаче многих государей своего времени. Его отец, Джованни, оставил ему в наследство около четырех миллионов в звонкой монете и восемь-десять миллионов векселями, а он разными торговыми оборотами более чем впятеро увеличил эту сумму. По всей Европе насчитывалось шестнадцать банкирских домов, которые полным ходом вели коммерческие операции как от имени Козимо, так и от имени его поверенных. Во Флоренции ему был должен каждый, ибо его кошелек был открыт для всех.
Так что, когда для Козимо по-настоящему пришел час изгнания (Ринальдо Альбицци сослал его на десять лет в Савону) и он вместе с домочадцами и клиентами в ночь на 3 октября 1433 года покинул Флоренцию, столице Тосканы почудилось, будто у нее вырвали сердце. Деньги, эта кровь торговли у всех наций, казалось, иссякли с его отъездом: все гигантские постройки, начатые им, стояли недовершенными, и виллы, дворцы, церкви, чуть выступающие из земли, наполовину возведенные или уже почти отстроенные, выглядели руинами, напоминающими о том, что какое-то огромное несчастье постигло город.
Перед недостроенными зданиями собирался рабочий люд, желающий трудиться, и с каждым днем толпы становились все гуще, голоднее, злее; а он тем временем, верный своему принципу управлять всем, дергая нити из золота, подсылал к своим неисчислимым должникам людей с просьбой вернуть взятые ими взаймы суммы — мягко, без угроз, не как неумолимый кредитор, а как стесненный обстоятельствами друг, — присовокупляя, что одна лишь ссылка вынуждает его к подобным напоминаниям, а, останься он во Флоренции, чтобы отсюда распоряжаться своими обширными делами, не стал бы требовать возвращения долгов так скоро. Захваченные врасплох, очень многие из тех, к кому он обращался, не могли сразу вернуть долга либо, уплачивая, ущемляли себя, поэтому, когда недовольство народных низов захлестнуло остальных горожан, крутые политические перемены, приведя к власти демократию, Козимо призвали назад после пятнадцати месяцев ссылки. Но с триумфом вернувшийся изгнанник по своему положению и богатству слишком превосходил тех, кто вознес его к правлению, чтобы длительное время смотреть на них даже не как на равных себе, а хотя бы как на граждан. Начиная со времени этого возвращения Козимо Флоренция, которая всегда была сама себе хозяйкой, мало-помалу превращается в собственность одной семьи: трижды изгонявшаяся из Флоренции, эта семья неизменно будет возвращаться и приносить ей оковы: в первый раз из золота, во второй — из серебра, а в третий — из железа.
Встреченный народным ликованием и иллюминацией, Козимо с первого же дня вернулся к коммерческим операциям, стройкам, спекуляциям, предоставив всю заботу об отмщении своим приверженцам. Последовавшие гонения были столь долгими, а казни столь частыми, хотя сам Козимо, казалось, не имел касательства ни к тому ни к другому, что один из его друзей, угадавший, чья незримая рука водила пером всех предписаний покинуть город и направляла топор палача, как-то пришел к нему сказать, что, если так будет продолжаться, город совсем обезлюдеет. Он нашел Козимо за конторкой подсчитывающим обороты; тот поднял голову и, не отложив зажатого в пальцах пера, посмотрел на него с неуловимой улыбкой.
— Уж лучше бы он обезлюдел, чем вторично его лишиться, — был его ответ.
И непреклонный счетовод вернулся к своим цифрам.
Годы шли; Козимо, богатый, всесильный, почитаемый, состарился, а десница Господня поразила его семейство.
Он имел много детей, но из них только один пережил его. И вот, дряхлый и немощный, приказывая переносить себя по анфиладе громадных залов, дабы лично осмотреть все скульптуры, позолоту и фрески огромного дворца, он печально качал головой, приговаривая:
— Увы! Увы! Построить такой домище для столь малочисленной семьи!
Действительно, всему — своему имени, власти, богатству — он оставил наследником Пьеро Медичи, а тот, оказавшись между Козимо, Отцом отечества, и Лоренцо Великолепным, заслужил в народе лишь прозвище Пьеро Подагрик.
Прибежище вынужденных переселиться из Константинополя греческих ученых, колыбель возрождения всех искусств, сегодняшнее место собраний Академии делла Круска, палаццо Рикарди переходит от Пьеро Подагрика к Лоренцо Великолепному, который удаляется туда после того, как чудом избегнул смерти от рук заговорщиков Пацци, и перед кончиной завещает его вместе с обширнейшими коллекциями драгоценных камней, античных камей, великолепного оружия и оригинальных рукописей другому Пьеро, которого назвали хотя и не Подагриком, зато Пьеро Трусом, Пьеро Простофилей, Пьеро Безумцем.
Это он распахнул ворота Флоренции перед Карлом VIII, поднес ему ключи от Сарцаны, Пьетросанты, Пизы, Либрафаты, Ливорно и принял обязательство об уплате Республикой контрибуции в двести тысяч флоринов.
Итак, гигантский ствол выпустил до того могучие ветви, что соки в нем начали иссякать. Со смертью Лоренцо II, отца Екатерины Медичи, кровь Козимо Старого осталась только в жилах бастардов: побочного сына Джулиано II — кардинала Ипполито, отравленного в Итри; побочного сына Джулиано Старшего, заколотого кинжалами Пацци в соборе Санта Мария дель Фьоре, — Джулио, впоследствии ставшего Климентом VII; и, наконец, рожденного то ли от Джулиано, то ли от Климента VII, то ли от погонщика мулов — Алессандро, что был провозглашен герцогом Тосканы; его-то мы и видели на площади Санта Кроче во время одного из обычных его похождений.
Как он пришел к самодержавному правлению? Об этом мы сейчас расскажем.
Не успел Климент VII вступить на папский престол, как взор его, вполне естественно, приковали к себе племянники, Ипполито и Алессандро, тем более что последний, открыто признаваемый сыном Лоренцо II, втайне слыл отпрыском Климента VII, в те годы простого родосского рыцаря.
Полученная власть была незамедлительно использована папой ради того, чтобы за незаконнорожденными последышами старшей линии сохранилось то высокое положение, какое Медичи издавна занимали во Флоренции.
На свою беду, Климент VII принял сторону Франции: этот альянс повлек за собой страшное опустошение Рима испанцами под водительством коннетабля Бурбона и взятие в плен самого папы. Но Климент VII был человек изворотливый. Он продал семь красных шапок, еще пять кардинальств отдал под заклад и в конце концов собрал необходимую для выкупа сумму.
Под это обеспечение было сделано некоторое послабление в содержании узника, чем папа не преминул воспользоваться и, выбравшись из Рима в платье слуги, добрался до Орвьето.
А флорентийцы, прогнавшие Медичи в третий раз, видя победоносного Карла V и папу в бегах, возомнили, что им больше не о чем волноваться.
Но кого выгода разобщила, того она может и сблизить. Карл V, в 1519 году избранный императором, не был еще коронован папой, а между тем торжественная коронация в момент раскола Церкви Лютером, Цвингли и Генрихом VIII вышла по значимости на первое место в планах его католического величества. В конечном итоге корона и тиара сошлись на том, что Климент VII совершит над императором обряд помазания на царство, а император завоюет Флоренцию и после взятия города посадит в нем герцогом незаконнорожденного Алессандро и женит его на своей внебрачной дочери Маргарите Австрийской. Об интересах шести миллионов человек не было даже упомянуто: что значат интересы простонародья, когда дело идет о побочных отпрысках папы и императора?