— Каких именно?
Жандармов и солдат из Мессины, если не ошибаюсь.
— Что вы собираетесь делать?
— Перебить как можно больше этих дьяволов.
— А затем?
Затем… подорвать крепость со всеми остальными и с собой в придачу.
Девицы заплакали и закричали.
— Али, — продолжал Паскаль, — отведи этих дам в подвал и дай им все, что они пожелают, за исключением свечей. Не то они, пожалуй, раньше времени взорвут здание.
Бедные девушки упали на колени.
— Полно, полно, — сказал Бруно, топнув ногой, — прошу слушаться.
Он сказал это таким тоном, что девицы тут же вскочили и без единой жалобы последовали за Али.
— А теперь, командор, — заметил Бруно, когда дамы вышли, — потушите свечи и сядьте в угол, подальше от пуль. Музыканты прибыли, тарантелла начинается.
Несколько минут спустя вернулся Али, неся на плече четыре ружья одинакового калибра и корзину с патронами. Паскаль Бруно распахнул все окна, чтобы достойно встретить врагов, откуда бы они ни появились. Али взял ружье и собрался встать у одного из окон.
— Нет, дитя мое, — проговорил Паскаль с чисто отеческой нежностью, — нет, это мое дело, только мое. Я не хочу связывать тебя со своей судьбой, не хочу увлекать туда, куда сам иду. Ты молод, ничто еще не помешало тебе следовать по обычному пути. Верь мне, не сходи с тропинки, проторенной людьми.
— Отец, — сказал юноша своим грудным голосом, — почему ты не хочешь, чтобы я защищал тебя, как Лионна? Ты знаешь, у меня нет никого, кроме тебя, и, если ты умрешь, я умру вместе с тобой.
— Нет, Али, нет, если я умру, после меня останется на земле некое тайное и страшное дело, которое я могу поручить только моему сыну. Мой сын должен жить, чтобы сделать то, что ему прикажет отец.
— Хорошо, — сказал Али, — отец повелевает, сын подчиняется.
И, нагнувшись, Али поцеловал руку Паскаля.
— Неужели я ничем не могу тебе помочь, отец? — спросил он.
— Заряжай ружья, — ответил Бруно.
Али приступил к делу.
— А я? — донесся голос из угла, где сидел мальтиец.
— Вас, командор, я берегу для другого: вы будете моим парламентером.
В эту минуту Паскаль Бруно увидел, как блеснули ружья другого отряда, который спускался с горы к той оливе, под которой лежало тело Плачидо: было ясно, что солдаты направлялись к условленному месту встречи. Люди, шедшие впереди, натолкнулись на труп, и весь отряд окружил покойника, которого невозможно было узнать — так обезобразили его стальные челюсти Лионны. Но поскольку у этой оливы солдат обещал ждать Плачидо, поскольку труп лежал там и ни единой живой души не было видно поблизости, вывод напрашивался сам собой, а именно, что умерший не кто иной, как он. Солдаты поняли, что предательство обнаружено, а следовательно, Бруно начеку. Они остановились, чтобы обсудить, как быть дальше. Паскаль, стоявший в амбразуре окна, следил за каждым их движением. В эту минуту из-за тучки вышла луна, и свет ее упал на Паскаля; кто-то из солдат заметил его и указал своим товарищам; по рядам прокатился крик: «Бандит, бандит!» — и тут же грянул ружейный залп. Несколько пуль попало в стену, другие, прожужжав над головой того, кому они предназначались, засели в потолочных балках. В ответ Паскаль выстрелил по очереди из четырех ружей, заряженных Али: четверо человек упали.
Отряд, который был набран не из солдат регулярных войск, а из своего рода национальных гвардейцев, поставленных на охрану дорог, дрогнул, видя, с какой быстротой смерть спешит к нему навстречу. Понадеявшись на предательство Плачидо, люди ожидали легкой победы, а вместо этого оказались перед необходимостью начать форменную осаду. В самом деле, стены маленькой крепости были высоки, ее ворота прочны, у солдат же не было ничего, чтобы взять ее приступом, — ни приставных лестниц, ни топоров; конечно, можно было убить Паскаля в тот момент, когда он целился из окна, но для людей, убежденных в неуязвимости противника, успех такого выстрела был более чем сомнителен. Итак, они решили, что следует, не медля, отойти в безопасное место и обсудить положение; но отряд отступил недостаточно быстро, и Паскаль Бруно успел послать ему вдогонку еще две смертоносные пули.
Видя, что нападение с этой стороны на время отложено, Паскаль перешел к противоположному окну, обращенному к деревне; ружейные выстрелы привлекли внимание первого отряда, и едва Паскаль появился в амбразуре окна, как был встречен градом пуль; но та же граничащая с чудом удача уберегла его от них; право, можно было подумать, что он заколдован; зато ни один его выстрел не пропал даром, о чем Паскаль мог судить по донесшимся до него проклятиям.
Тогда с этим отрядом произошло то же, что и с предыдущим; он пришел в смятение; однако вместо того, чтобы обратиться в бегство, солдаты выстроились у стен крепости — маневр, из-за которого Бруно мог стрелять по врагам лишь высунувшись наполовину из окна. Но так как бандит счел бесполезным подвергать себя столь большой опасности, эта обоюдная осторожность привела к тому, что огонь на время прекратился.
— Ну как, отделались вы от них? — спросил мальтиец. — Можем торжествовать победу?
— Нет еще, — ответил Бруно. — Это всего лишь передышка. Солдаты отправились, верно, в деревню за лестницами и топорами, и мы скоро услышим о них. Но будьте покойны, — продолжал он, — мы не останемся в долгу; они тоже о нас услышат… Али, принеси-ка бочонок с порохом. За ваше здоровье, командор!
— Что вы собираетесь делать с бочонком? — спросил мальтиец с явным беспокойством.
— Так пустяки… увидите.
Али вернулся с бочонком в руках.
— Хорошо, — сказал Бруно, — а теперь возьми бурав и просверли в бочонке отверстие.
Али повиновался с той покорностью, которая лучше всяких слов говорила о его преданности. Паскаль разорвал полотенце, надергал из него ниток, густо посыпал их порохом, заложил этот самодельный фитиль в бочонок и замазал отверстие влажным порохом, укрепив таким образом фитиль; едва он закончил эти приготовления, как снизу донеслись удары топора: солдаты ломились в ворота крепости.
— Что, разве я был неправ? — спросил Бруно.
Он подкатил бочонок к порогу комнаты, откуда начиналась лестница, спускавшаяся во двор, затем вернулся и взял из очага горящую еловую ветку.
— А, — протянул мальтиец, — начинаю понимать.
— Отец. — сказал Али, — солдаты вернулись, они достали лестницу.
Бруно подбежал к окну, из которого стрелял в первый раз, и увидел, что враги в самом деле несут лестницу, необходимую им для осады, и что, стыдясь своего поспешного отступления, идут на приступ не без лихости.
— Ружья заряжены? — спросил Бруно.