В непрекращающейся стрельбе, окутанный дымом, Лайза бросился к носилкам, где лежал Жорж, взял раненого на руки, как ребенка, и, хотя тяжесть была велика, тоже устремился в лес.

Внезапно десять солдат, сопровождаемые группой негров, выскочили из рощи и принялись преследовать беглецов, в одном из которых они узнали раненого Жоржа. Как и предвидел Лайза, они шли по кровавому следу. На всем пути преследования Лайза не был защищен от пуль английских солдат. Миновав лес, он устремился к небольшой поляне, за которой вновь простирался лесной массив. Он понимал, что если пуля не настигнет его и он доберется до леса невредимым, тогда ему и Жоржу, быть может, удастся спастись.

Лайза удалялся от преследователей, но когда он появился на склоне холма, англичане заметили его, раздалось одновременно несколько выстрелов; преследователям показалось, что Лайза пошатнулся. И действительно, сделав несколько шагов, он остановился, опять пошатнулся, и, положив на землю Жоржа, так и не пришедшего в сознание, выпрямился, обратился лицом к врагам и, проклиная их, выхватил из-за пояса нож и вонзил его себе в грудь.

Солдаты подобно охотникам, загнавшим зверя, бросились к нему, издавая радостные крики; несколько секунд Лайза стоял, затем рухнул, как поваленное дерево; лезвие ножа пронзило ему сердце.

Приблизившись к двум беглецам, солдаты обнаружили, что Лайза мертв, а Жорж умирает; чтобы не попасть живым в руки врага, он последним усилием сорвал повязку со своей раны, из которой потоком хлынула кровь.

Глава XXVII. РЕПЕТИЦИЯ

То, что произошло в течение двух или трех дней после рассказанных нами событий, оставило у Жоржа лишь неясное воспоминание; его рассудок, блуждавший в бреду, смутно запечатлел все, что случилось; он не имел понятия ни о том, сколько времени прошло, ни о последовательности нахлынувших событий. Однажды утром он проснулся, как после тяжелого сна, и понял, что находится в тюрьме. Подле него сидел хирург гарнизона Порт-Луи. Припоминая все, что с ним случилось, Жорж смутно представлял себе картины происшедшего; как бывает в природе, когда туман окутывает озера, горы и леса и люди едва различают их формы, так теперь Жорж с трудом воскрешал в памяти все до того момента, когда был ранен; он еще помнил, как пришел в Моку, а затем ушел из дома с отцом, но с момента прибытия в Большие леса все представлялось ему неясным, похожим на сон.

Неопровержимая и печальная действительность заключалась в том, что он находился в руках врагов.

Жорж слишком презирал окружающих, чтобы задавать какие-либо вопросы или пользоваться чьими-либо услугами. Поэтому он не мог знать, что произошло на самом деле.

И все же в глубине души он был страшно встревожен. Спасся ли его отец? Любит ли его по-прежнему Сара?

Эти мысли всецело владели им: они сменяли одна другую, как прилив и отлив, и волновали его сердце.

Душевная буря не отразилась на его внешнем облике. Он был хладнокровен и спокоен, бледен, как мраморная статуя. Когда врач нашел, что у раненого достаточно сил, чтобы выдержать допрос, Жорж подтвердил это властям, и на следующий день уже вежливо приветствовал представителей власти, хотя не мог еще встать с постели; с терпением, исполненным достоинства, приподнявшись на локте, он объявил, что готов ответить на все поставленные ему вопросы.

Наши читатели хорошо знают характер Жоржа и не подумают, что у него могла возникнуть мысль отрицать предъявленные ему обвинения. Он отвечал на вопросы с полной правдивостью, объяснив, впрочем, что сейчас он еще слишком слаб и потому не сегодня, а завтра сможет продиктовать секретарю подробную историю заговора.

Предложение показалось весьма заманчивым, и, естественно, чиновники правосудия приняли его.

Поступая так, Жорж ставил перед собой двойную цель: ускорить ход процесса и взять на себя ответственность.

На следующий день чиновники вновь пришли к нему.

Жорж продиктовал обещанные показания, но не назвал имени Лайзы; следователь прервал его, указав, что он не упомянул это имя: ведь смерть Лайзы послужит смягчающим обстоятельством при определении вины преступников.

Только теперь Жорж узнал о смерти Лайзы и о том, как он погиб; до сих пор обо всем этом Жорж имел лишь смутное представление.

Он ни разу не произнес имени своего отца, оно вообще в деле не упоминалось; не было произнесено и имя Сары.

Показания Жоржа были вполне достаточны для того, чтобы прекратить допрос. Жоржа больше никто не посещал, кроме врача. Как-то утром доктор увидел, что арестант расхаживает по камере.

— Мсье, — обратился врач к нему, — я запретил вам вставать с постели, вы еще слишком слабы.

— Простите, дорогой доктор, вы меня оскорбляете, сравнивая с рядовыми преступниками, которые нарочно отдаляют день суда; я же, скажу вам чистосердечно, хочу ускорить решение своего дела. Разве необходимо быть совершенно здоровым, чтобы умереть? У меня достаточно сил, чтобы достойно взойти на эшафот, — а это все, чего от меня могут потребовать люди, и все, о чем я могу молить бога.

— Но кто вам сказал, что вы будете приговорены к смертной казни?

— Моя совесть, доктор; я участвовал в игре, ставкой в которой была моя голова, я проиграл, готов расплатиться, вот и все!

— И все-таки, — сказал врач, — я считаю, что вам необходимо отдохнуть некоторое время, прежде чем предстать перед судом, вы же будете волноваться в ожидании приговора.

Но в тот же день Жорж написал следователю, что совершенно здоров и потому находится полностью в распоряжении суда.

На следующий день началось судебное разбирательство.

Представ перед судьями, Жорж с волнением осмотрелся и был весьма доволен, когда обнаружил, что судить будут его одного.

Затем он окинул взглядом зал: весь город присутствовал на суде, за исключением господина де Мальмеди, Анри и Сары.

Некоторые из присутствующих, казалось, жалели обвиняемого, большинство же выражало явное презрение.

Что касается Жоржа, то он, как всегда, был спокоен и надменен. На нем был черный сюртук и галстук, жилет и белые брюки, две орденские ленты в петлице.

Назначили государственного адвоката, так как Жорж отказался выбрать защитника; он не хотел, чтобы кто-либо даже пытался защищать его.

То, что сказал Жорж, нельзя было назвать оправдательной речью, то была история его жизни. Он не скрывал, что прибыл на Иль-де-Франс, чтобы вести борьбу всеми возможными силами против предубеждений, унижающих цветные народы; однако не обмолвился ни словом о том, почему он поторопился осуществить свой замысел.

Один из судей задал ему вопрос по поводу его отношений с господином де Мальмеди, но Жорж попросил разрешения не отвечать на этот вопрос.

Хотя подсудимый делал все возможное, чтобы облегчить суду ведение процесса, прения продолжались три дня: ведь когда адвокатам и нечего сказать, они все равно говорят без умолку.