Они дважды наполнили стаканы и осушили их.
— Так что же? — спросил папаша Огюстен, поставив стакан на скамейку и прищелкнув языком в знак одобрения напитка, который имел два преимущества — освежать, когда жарко, и согревать, когда холодно. — Значит, есть кое-что новенькое, раз вы прислали ко мне господина Анри с просьбой быть здесь в шесть часов утра?
— Возможно, да… возможно, нет, папаша Огюстен. И я поджидаю вас, чтобы узнать ваше мнение. Пойдемте со мной, вы мне скажете, каково ваше суждение о том, что я вам покажу.
— А! Охотно, господин Мадлен, вы знаете, что я ваш преданный слуга.
— Я знаю, что вы честный и достойный человек, папаша Огюстен, поэтому мой выбор пал на вас. Еще стаканчик этого винца?
— Нет, благодарю вас, господин Мадлен; честное слово, хватит.
— Ба! А за здоровье Анри?!
— Право, если это за здоровье господина Анри, то я не в силах устоять. Затем, пока Мадлен наливал ему вина, мастер-каменолом прибавил:
— Бедный господин Анри! Значит, он окончательно разорился?
— Полностью, мой дорогой друг, дотла. В данный момент у него осталось только его место.
— Так у него есть место… по крайней мере оно хоть не такое уж плохое?
— Пятьсот франков в месяц.
— Шесть тысяч франков в год не идут в сравнение с двадцатью тысячами.
— Что вы хотите, папаша Огюстен! Жизнь состоит из взлетов и падений. Приступим к нашим делам.
— Да, приступим, — ответил Огюстен.
И, сделав старику знак следовать за ним, Мадлен направился к выработке, которую он обнаружил благодаря падению Фигаро и обследовал накануне.
Поскольку Мадлен оставил лестницу там, куда опустил ее, он по тропинке, наполовину уже протоптанной среди колючек и шипов, привел папашу Огюстена к отверстию колодца, ухватился за две боковые опоры лестницы и первым начал спускаться под землю.
Мастер-каменолом последовал за ним.
Оба добрались до самой нижней ступеньки лестницы и встали на твердую землю.
— О-о! — воскликнул папаша Огюстен, оглядываясь вокруг. — И что же это такое?
— Вы же видите, это чертовски напоминает каменоломню.
Папаша Огюстен постучал по камню медным наконечником своего метра.
— Гм-гм! Надо бы взглянуть на это при свете дня.
— А разве свет фонаря не даст вам ту же картину? — спросил Мадлен.
— О! Разумеется, — ответил мастер-каменолом., Мадлен высек огонь, как это делал уже вчера; только на этот раз свеча, зажженная им, была не обычной, а очень большой и толстой — из тех, что вставляют в фонари карет: такие свечи горят вдвое ярче.
Затем он передал фонарь папаше Огюстену.
Тот левой рукой поднял его так высоко, как только мог, желая осмотреть стены колодца, и одновременно с этим царапнул их углом своего метра.
— Я попрошу вас, господин Мадлен, пожалуйста, перенесите мне сюда лестницу, чтобы я мог рассмотреть все вблизи.
Мадлен подвинул лестницу.
— Подержите мой метр, — сказал ему папаша Огюстен. Мадлен взял метр; папаша Огюстен вытащил из кармана нож, поднялся по лестнице на три четверти ее высоты и осветил стену.
Затем кончиком ножа он поковырял ее.
— Мягкий камень, — произнес он. — Это уж как водится, ведь почти всегда пласт, ближе всего после бутовых пород расположенный к перегною, это мягкий камень. Дайте мне мой метр, чтобы я мог проверить, какова толщина этого пласта.
Он сжал нож зубами, измерил толщину слоя и, передав метр Мадлену, воскликнул:
— Метр пятьдесят отличнейшего камня! Я буду очень удивлен, если под ним мы не найдем желтый известняк или даже королевский известняк.
Спустившись на несколько ступенек и исследовав нижний слой, он пробормотал:
— Как я и говорил! Вот он, королевский известняк, да еще какой! Пласт толщиной два метра, не меньше. Послушайте, дорогой господин Мадлен, этот камень, доставленный в парижскую ратушу, будет стоить сорок пять франков за кубометр, ни на лиард меньше, и это не считая того, что нам будет очень легко перевозить его в Париж: если я не ошибаюсь, то Урк течет в двух шагах отсюда. За вычетом всех расходов, и тут уж я считаю с избытком, прибыль составит десять франков с одного кубометра. Предположите теперь, что владелец карьера заключил с парижской мэрией договор о поставке пятидесяти тысяч кубометров, — чистая прибыль составит пятьсот тысяч франков.
— Черт! Ну вы и считаете, папаша Огюстен!
— Я считаю согласно тарифам. Смотрите, вот этот камень, — продолжил Огюстен, спустившись еще на четыре или пять ступенек и исследуя лезвием ножа третий пласт, — это настоящий твердый камень, который идет на строительство оборонительных сооружений. Шестьдесят франков за кубометр, ни одним су меньше.
— Вы насчитываете двадцать франков разницы между мягким и твердым камнем, папаша Огюстен?
— Я насчитываю между мягким и твердым камнем такую же разницу, какая существует между сосной и дубом. Мягкий камень режется пилой, как дерево, но твердый не поддается распиливанию, его необходимо обтесывать. Отсюда и разница в цене.
— Короче, папаша Огюстен, — сказал Мадлен, — что вы скажете обо всем этом?
— Я скажу, что вы мне сейчас показали настоящий клад, господин Мадлен, особенно если можно открыть галерею, выходящую на гору, в чем я не сомневаюсь.
— Проход в нее свободен, папаша Огюстен.
— Хорошо; если она открыта, то я взглянул бы на нее.
— Идемте, мой старый друг.
И Мадлен, положив кирку на плечо и ориентируясь по отверстию колодца, направился к галерее, ведущей на поверхность, и привел папашу Огюстена к стене из бута.
Оказавшись там, он с ожесточением принялся долбить стену; через десять минут преграда рухнула и образовался проход, через который мог пробраться человек.
Мадлен пролез внутрь первым и, увлекая вслед за собой своего спутника, радостно сказал ему:
— Посмотрите вот на это, папаша Огюстен. Огюстен в свою очередь выступил вперед, поднес руки к глазам, чтобы защитить их от слишком яркого света, и, посмеиваясь характерным беззвучным смешком, пробормотал:
— Ну-ну! Тот, кому принадлежит эта каменоломня, вполне может утверждать, что он родился в рубашке.
Мадлен поклонился папаше Огюстену.
— Как, она ваша?! — вскричал тот.
— Да, папаша Огюстен, и поскольку этим должен заниматься молодой человек, то я поручил Анри следить за ее разработкой.
— Но господин Анри в этом ничего не смыслит.
— Поэтому-то я и хотел дать ему в помощь кого-нибудь, кто разбирается в этом, и пригласил вас сюда именно с этой целью. Я положу три тысячи франков руководителю работ.