Мальчик относил добычу скупщику дичи из Исиньи и возвращался с деньгами.
Ален же каждый вечер наведывался в Мези; продолжая уверять себя, что он не любит вдову, молодой человек тем не менее вел себя как влюбленный и непрестанно бродил вокруг дома Ланго.
Жанне Мари было приятно видеть охотника, но, заметив его, она неизменно скрывалась в глубине лавки, а лавка с окнами из зеленого стекла была столь темной, что взгляд Алена не мог проникнуть внутрь.
Эти неудачные попытки увидеть вдову приводили Монпле в уныние; как правило, он завершал свои вечерние бдения у Энена, допытываясь у боцмана, известно ли ему, что заставляет Жанну Мари столь неукоснительно сидеть взаперти в доме своего дяди.
Старый моряк ничего на это не отвечал, но, когда Ален уходил, принимался тихо посмеиваться и радостно потирать руки, приходя в восторг от того, что его молодой друг самостоятельно вступил на путь — по крайней мере, так казалось Энену, — на который боцман хотел его направить.
Однажды вечером, около восьми часов, охотник подошел к дому лавочника; шел дождь, маленькая площадь Мези была безлюдной, и молодой человек, не опасаясь, что его увидят, прижался лицом к оконному стеклу в надежде встретить взгляд вдовы.
Однако Жанна Мари, заметившая Алена, не изменила своей тактики; она не только скрылась в глубине лавки, но еще и удалилась в свою комнату.
Разочарованный молодой человек уже собирался уйти, как вдруг послышавшиеся у него за спиной шаги заставили его обернуться.
Монпле затаился в темноте и увидел человека, следовавшего крадучись вдоль домов; приблизившись, тот постучался в дверь ростовщика.
Хотя мужчина был закутан в широкий серый плащ наподобие тех, какие крестьяне надевают в дорогу, охотник узнал его.
Это был Ришар, адвокат из Исиньи, тот самый, кому он поручил защищать от Косолапого свои интересы, и кого боцман Энен застал на пути из Сен-Ло, когда тот беседовал с ростовщиком, держа денежный мешок под мышкой.
Адвокат пришел к Тома Ланго.
Ален бросился за угол дома; он сделал это так быстро, что Ришар его не заметил или, по крайней мере, не узнал.
Ришар вошел.
Лавочник сидел у очага.
Он спокойно поднял голову, приняв вошедшего за очередного покупателя. Но, увидев насмешливый взгляд адвоката, смотревшего из-под широкополой шляпы, он вздрогнул.
Сквозь приоткрытую дверь Ален услышал:
— Ах, это опять вы, Ришар!
Затем дверь закрылась, и до охотника больше не доносилось никаких звуков.
Некоторое время мужчины разговаривали стоя.
По-видимому, между ними разгорелся ожесточенный спор.
Наконец Тома Ланго, очевидно, сдался; он направился к двери, открыл ее и принялся запирать с помощью клиньев дверные ставни; затем, закрыв дверь, он подошел к окнам и проделал точно такую же операцию, чтобы ничего нельзя было увидеть снаружи, после чего тщательно запер Дверь на засов.
Ален попытался заглянуть в лавку сквозь щели в ставнях.
Но лавочник, во что бы то ни стало хотевший скрыть свои дела от любопытных соседских глаз, сумел принять все необходимые меры предосторожности.
Враги Монпле находились в нескольких шагах от него.
Их разговор мог принести ему целое состояние, а он ничего не видел и не слышал!
Это приводило его в отчаяние.
Ален искал способ проникнуть в дом и не мог ничего придумать.
Ему была знакома только лавка, куда он много раз заходил к ростовщику за деньгами.
Но Ланго был слишком подозрительным: он никогда не пускал своего должника дальше магазина.
И тут появился маленький Жан Мари; вернувшись из Исиньи, он не застал Алена дома; решив, что тот отправился на охоту, он поспешил в Мези, чтобы повидаться с матерью.
Ален бросился к мальчику.
— Малыш Жан, — воскликнул он, — ты знаешь, как можно попасть в дом дядюшки Ланго?
— В дом господина Ланго! Зачем? — спросил пораженный мальчик.
— Это не столь важно! Я хочу только, чтобы ты сказал, могу ли я туда проникнуть и найти такое место, где было бы видно и слышно все, что творится в лавке.
— Ну, конечно, — ответил Жан Мари, — можно забраться в дом вон там.
И он указал на слуховое окно чердака. Но это окно было плотно закрыто.
— Там? — сказал Ален. — Но как туда залезть?
— Отсюда нельзя, — произнес ребенок, — окно заперто изнутри.
— Я это вижу, черт побери, и это меня приводит в отчаяние.
— Тогда со двора, — сказал мальчик.
— А со двора это возможно?
— Нет ничего проще.
— Значит, там наружная лестница? -Да.
— Есть ли дверь на этом чердаке?
— О! Старая дверь, она едва держится.
— А как попасть во двор?
— Ну, сначала надо перелезть через садовую ограду.
— Мы перелезем через нее.
— Тогда пойдемте.
— Пошли!
Молодой человек с мальчиком побежали в переулок, выходивший в поле.
Ален и Жан Мари выбежали за пределы деревни, обогнули дома и оказались в поле; повернув налево, они увидели стену, ограждавшую сад лавочника.
Стена эта была высокой.
Монпле взял мальчика на руки и усадил его на верх стены.
Жан Мари зашагал по гребню, словно кот по крыше, высматривая длинные жерди, которые, как он знал, были прислонены к углу ограды. Отыскав их, он бросил одну из них Алену, и тот приставил ее к стене; мальчик придерживал край жерди, и вскоре молодой человек уже сидел верхом на стене рядом с ним.
Ален первым спрыгнул в сад и снял Жана Мари со стены.
Затем оба, пройдя по аллее, чтобы не оставлять на земле следов, добрались до небольшого двора, заваленного досками и пустыми бочками, и остановились возле лестницы из источенного червями дерева, тянувшейся вдоль стены дома.
Это и была та самая наружная лестница, о которой говорил мальчик.
— Ну вот, — сказал Жан Мари, — наверху вы увидите дверь, она закрыта только на защелку.
— Но когда я окажусь там, — спросил молодой человек, — как я смогу услышать, о чем они говорят? Как я смогу увидеть, что они делают?
— В полу есть потайное окошко, — сказал юнга, — его нетрудно отыскать: свет укажет вам путь.
— Спасибо! — воскликнул Ален. — Теперь ты можешь идти, не забудь только поставить жерди на место.