– Или вы будете доверять мне, Глостер, или я уезжаю. И добивайтесь короны самостоятельно, – обиделся Бэкингем.
Ричард отвернулся к стене и замолчал. Молчал долго, целую минуту. Когда он снова обратил свой взор к Бэкингему, его лицо озаряла добрая, хотя и кривоватая улыбка.
– Я испытывал тебя, мой друг. Я же знаю, насколько тебе бывает трудно, но ты выбрал справедливую сторону в этой борьбе и пойдешь со мной до конца. До победы. До нашей победы!
Бэкингем склонил голову.
Он ничего не ответил.
Глостер ждал, скажет ли он еще что-нибудь, но не дождался. И тогда сказал сам, может быть, для того, чтобы оставить за собой последнее слово:
– Поезжай-ка пока к себе, в Уэльс, который я даю тебе в управление. Собери там налоги. Нам с тобой понадобятся деньги.
– А парламент? Кто будет обрабатывать этих тупых баронов?
– Пока я напущу на них моих законников во главе с доктором Шеем. А ты вернешься и наведешь глянец.
– Вы решили не спешить со своей коронацией?
– Какая может быть речь о коронации? Я об этом и не думаю. И тебе думать не советую.
– Я поехал собирать силы, – сказал Бэкингем.
– Ты меня правильно понял, – кивнул Ричард. – У нас немало врагов. Но если я стану королем, их станет еще больше, и палачам придется потрудиться.
– Не спеши убивать принцев, – сказал Бэкингем от самой двери.
Ричард не ответил.
Но его губы беззвучно шевельнулись:
– За эти слова ты мне тоже ответишь... своей жизнью...
Дождавшись, пока шаги герцога Бэкингема стихли в коридоре, Ричард отправился в оружейную.
Там хранились бочонки с порохом, стояли прислоненные к козлам алебарды и копья, на полках лежали мечи, а в ящиках россыпью – картечь.
Ричард прошел через этот мрачный зал к секретной двери в подвал.
По узкой каменной лестнице с высокими ступеньками он спустился в пыточную комнату.
В низком зале стоял неистребимый запах крови. Казалось, здесь еще звучат крики узников, умирающих от невыносимых страданий.
В последние дни здесь никого не пытали, но все было готово: орудия пыток ждали своих жертв.
Ричард подумал, что неплохо было бы помучить попавшего в плен сэра Генри Уайта – этого упрямого идиота, который никак не может смириться с тем, что Генри Ричмонд никогда не вернется в Англию. Генри слишком беден, и у него нет влиятельных друзей.
Не считать же друзьями глупенькую Лиззи и ее смиренную мать, на которую придется еще немного нажать – и тогда она станет шелковой.
Ричард вынул кремень и трут и высек огонь. Масляный факел, прикрепленный к стене, загорелся зловеще и ярко.
Ричард был опечален.
И в этом он не мог признаться никому.
Хотя был человек на свете, который мог читать его мысли и от которого Ричард не мог ничего скрыть.
И этот человек появился посреди пыточной, словно ниоткуда.
Перед Глостером стояла высокая женщина в монашеском одеянии.
Она откинула капюшон, тряхнула головой, и чудесные черные волосы водопадом рассыпались по плечам и спине, ниспадая до пояса.
– Здравствуй, фея Моргана, – сказал Ричард. – Конец пути близок.
– Но впереди еще трудные дни, – произнесла фея глубоким, грудным голосом.
– Они быстро пройдут.
– А потом может начаться самое трудное...
– Не пугай меня, фея Моргана. Ты принесла документ?
– Он давно у меня.
– Ты уже догадалась, что он может мне понадобиться?
– А как иначе ты сумеешь захватить не принадлежащий тебе трон? Кто тебе поверит? Кто поверит в то, что ты заботился о детях и вдове?
– А теперь?
– Теперь найдутся и такие, кто поверит. Их будет немного. Больше окажется тех, кто пойдет с тобой из-за власти или денег.
– Мне суждена победа?
– Я не знаю будущего, – ответила фея.
Ричард не поверил ей.
И она, угадав его мысли, ответила:
– Ты можешь верить или не верить, от этого суть дела не меняется.
– Я делаю все ради любви, – сказал Ричард.
– Что ты говоришь?!
– А ты думала, мною движет тщеславие? Страсть к власти? Да ничего подобного! Я полюбил, страстно и нежно...
– Кого же?
– Изгони усмешку из своего голоса. Мне, мужчине средних лет, тоже доступно чувство глубокой и бескорыстной любви...
– Говори, говори, мне интересно послушать еще одну лживую сказку.
– Когда моя племянница Лиззи подросла и стала девушкой, я понял, что все свои нерастраченные чувства, всю свою душевную боль я брошу к ее маленьким ножкам...
– А она полюбила недостойного Генри Ричмонда, – закончила за герцога фея Моргана.
– А ей показалось, что она полюбила этого мальчишку!
– Она не любит и никогда не полюбит тебя.
– Она сама себя не знает. А я знаю, какая стоит передо мной цель, и всегда ее добиваюсь. Но я не мог добиваться ее руки, пока был жив мой брат. Он бы меня не понял.
– Не сомневаюсь, – засмеялась фея Моргана. – Ты бы не достиг своей цели, а на пути к ней мог и голову потерять.
– Ты права. Ты права, черт побери! И что мне оставалось?
– Тебе оставалось убить своего брата, потому что он был отцом твоей любимой девочки, – сказала фея. – К сожалению, он был еще и королем. Все вместе.
– Ты мне помогла, – прошептал Ричард. – Ты – воплощенное коварство и злоба!
– Я помогала не тебе – сама по себе злоба не доставляет радости. Мне нужен посох Мерлина. И я жду, когда ты отдашь его мне.
– Как только ты его получишь, ты перестанешь мне помогать...
– Перестану.
– Тогда потерпи, пока я стану королем.
– При условии, что ждать недолго.
– Не больше трех недель.
– И тогда ты добудешь себе юную красотку?
– Я в печали, – сказал Ричард.
– Объяснись.
– Мне нужна была власть, мне нужна корона, чтобы завладеть Лиззи. Мои советники и ты, ведьма, убедили меня, что нужно объявить принцев бастардами. Тогда они не смогут взойти на трон и королем стану я. Так и было сделано. Принцы опорочены.
– Радуйся.
– Но опорочены все дети королевы Елизаветы.
В наступившей тишине раздался смех феи Морганы.
– Как славно ты себя обманул, мой мальчик! Как славно! Теперь не только Эдуард и Ричард, но и их сестра Лиззи – простолюдины. И как же тебе, королю Англии, можно будет жениться на опороченной девчонке?