При подъезде к Парижу Барнав настойчиво потребовал места на заднем сиденье. Перестав быть почетным, теперь оно стало опасным. Если бы какой-нибудь фанатик выстрелил в короля (что было маловероятно) или в королеву (что было возможно), Барнав, сидящий на этом месте, мог бы преградить путь пуле.
Лафайет — несмотря ни на что, он по-прежнему оставался роялистом — поручил охрану короля г-ну Матьё Дюма. В распоряжение последнего предоставили четыре тысячи солдат парижского гарнизона.
Искусный стратег предусмотрел все, чтобы уменьшить опасность. Охрану кареты он доверил гренадерам, чьи высокие медвежьи шапки скрывали окна от взглядов. Ряд конных гренадеров образовывал второй пояс охраны.
К трем телохранителям, не пожелавшим покинуть Людовика XVI, приставили двух гренадеров с примкнутыми штыками; они расположились по обеим сторонам передка экипажа, чуть ниже козел, на прилаженной под ними доске.
Стояла невыносимая жара; по мере приближения кареты к Парижу казалось, будто она погружается в адское пекло. Королеву, которую до сих пор ничто не могло сломить, обессилила жара; два или три раза она вскрикивала:
— Я задыхаюсь!
В Бурже король попросил вина и выпил бокал.
Мадам Елизавета, сломленная усталостью, задремала. Теперь место рядом с ней занял Петион. На лице будущего мэра Парижа появилось выражение явного ликования. Королева, не допускавшая, чтобы мадам Елизавета даже во сне могла бы опереться на плечо Петиона, потянула ее за руку, стремясь разбудить.
— Оставьте ее в покое, — сказал Петион, — она покорилась природе.
Мы проехали заставу и погрузились в оживленную, шумную толпу. Изредка над головами людей можно было видеть большие полотница с какими-то надписями. Король был близорук; он прищурился и прочел:
Кто будет приветствовать короля, будет бит палками.
Кто оскорбит его, будет повешен.
Матьё Дюма — ему было поручено возглавить кортеж — не решился въехать в Париж через предместье Сен-Мартен. Оно соседствовало с предместьем Сент-Антуан, внушавшим всем ужас уже при разгроме дома Ревельона и взятии Бастилии. Глядя на эту толпу, Дюма задавал себе вопрос, способна ли какая-нибудь людская преграда защитить тех, кого эта орда обрекла бы на смерть. Объехав Париж по внешним бульварам, он вступил в город через Елисейские поля и площадь Людовика XV.
На этой площади тогда еще стояла статуя, отдаленно похожая на Людовика XV и носившая его имя. Глаза статуе завязали носовым платком. Этот явный намек, смысл которого ускользал от Людовика XVI, обеспокоил его.
— Что означает эта повязка на глазах моего предка? — спросил он.
— Она символизирует слепоту монархии, государь, — ответил Петион. Когда ехали по Елисейским полям до площади Людовика XV, толпа несколько раз прорывала двойную шеренгу пеших и конных гренадеров. И тогда королева видела, как к стеклу кареты припадают гнусные, оскалившиеся рожи.
Что отогнало от кареты этих людей с дьявольскими физиономиями? Воздушный поцелуй, посланный им дофином, поклон, отданный им его сестрой: эти два ангела с белыми крылами парили над королевской семьей.
Лафайет со своим штабом выехал навстречу королеве. Едва завидев его, она крикнула:
— Господин Лафайет, прежде всего спасите телохранителей, они только исполняли приказ.
Тот же крик вырвался у нее в Версале 6 октября. Телохранителям, действительно, угрожала смертельная опасность.
Кареты въехали в решетчатые ворота Тюильри, которые тщетно пытались закрыть. Проследовав по главной аллее парка, они остановились у ступеней просторной террасы, располагавшейся тогда перед дворцом. Именно здесь ожидала гораздо более плотная толпа. Дальше пробиться было нельзя: пришлось выходить из экипажей.
Национальное собрание знало о приезде короля и прислало в Тюильри двадцать депутатов. Лафайет освободил проход; с помощью ружей и штыков национальной гвардии он построил железный коридор от ступеней террасы до дверей дворца.
— Господин Барнав, я вверяю вам телохранителей, — еще раз напомнила королева.
Дети вышли первыми и беспрепятственно прошли во дворец. Потом настал черед телохранителей, которых королева поручила попечению г-на де Лафайета и г-на Барнава.
И здесь на мгновение завязалась страшная схватка, и мне пришлось вмешаться в нее. Перед въездом на Елисейские поля я оставил свою лошадь в конюшне одного дома и занял место в строю пеших гренадеров. Они хотели меня выгнать, но король попросил:
— Пропустите его, это наш друг.
И меня пропустили. Господин Петион исподлобья посмотрел на меня; г-н Барнав мне улыбнулся.
Король и королева следили за тем, что будет с телохранителями: король со своей обычной апатией, королева, трепеща от страха.
В рядах национальных гвардейцев сверкнули обнаженные сабли и взметнулись пики; указывая на телохранителей, гвардейцы орали:
— Смерть предателям!
Вдруг я заметил, что по кожаным лосинам г-на де Мальдена стекает струйка крови. Находясь в центре схватки, я с силой притянул его к себе и крикнул:
— Дорогу! Дорогу! Я друг господина Друэ из Варенна.
— Да здравствует Друэ! Да здравствует Гийом! — подхватило с полтысячи голосов.
Я провел г-на де Мальдена под крышу большой беседки; но он не хотел уходить отсюда до тех пор, пока не узнает, какова участь короля и королевы.
Тем временем под неистовые вопли, похожие на рычание диких зверей, спасали г-на де Валори и г-на де Мустье. Господин де Валори тоже был ранен, но его рана, как и рана г-на де Мальдена, была неопасной.
Вдруг королева вскрикнула сдавленным голосом:
— Ко мне! Помогите!
Выходя из кареты, она попала в руки двух мужчин и сочла их смертельными врагами, почувствовав, что ее куда-то ведут. То были г-н д'Эгильон и г-н де Ноай. Королеве показалось, что от ужаса она теряет сознание.
— Ничего не бойтесь, ваше величество, — шептали они, — мы отвечаем за вашу жизнь.
Мария Антуанетта не слышала и не слушала их: испуганно оглядываясь, она искала помощи, считая, что ее выдадут толпе.
Рискуя жизнью, они провели королеву в ее покои. И здесь Марию Антуанетту охватил страх; она искала дофина, звала его, но тот не откликался. Принцесса Мария Тереза взяла королеву за руку, привела в спальню и показала ребенка: разбитый усталостью, он спал на кровати.
Королева никак не могла поверить, что после выслушанных угроз, после львиного рыка толпы вся семья осталась живой и невредимой.
Я вернулся к берлине, где еще сидели мадам Елизавета и король. Барнав полагал, что будет нелишним, если он и Петион не уйдут и станут охранять короля.
— Эй, кто-нибудь! — крикнул Барнав. — Проводите мадам Елизавету!