— Они остаются такими же, как в Авиньоне?
— Такими же, милорд.
— Хорошо… Вы можете быть совершенно спокойны. Ролан отвесил поклон сэру Джону и возвратился к своим друзьям.
— У вас нет каких-либо особых распоряжений на случай несчастья с вами? — спросил один из них.
— Лишь одно.
— Я слушаю.
— Не противьтесь никаким распоряжениям лорда Тенли, касающимся моих останков и моих похорон. Кроме того, вот записка, адресованная ему, я держу ее в левой руке; в случае если я буду убит, не успев произнести ни слова, разожмите мне пальцы и передайте ему записку.
— Это все?
— Все.
— Пистолеты заряжены.
— Тогда предупредите лорда Тенли.
Один из молодых людей направился к сэру Джону.
Второй отмерил пять шагов.
Ролан увидел, что расстояние больше, чем он предполагал.
— Простите, я назначил три шага, — сказал он.
— Нет, пять, — возразил офицер, который отмеривал расстояние.
— Вовсе нет, милый друг, вы ошибаетесь.
Ролан повернулся к сэру Джону и его секунданту, вопрошая их взглядом.
— Трех шагов вполне достаточно, — подтвердил сэр Джон, поклонившись. Поскольку оба противника сошлись во мнении, секунданты не могли возражать.
Вместо пяти шагов отмерили три.
По краям положили на землю две сабли, обозначавшие барьер.
Сэр Джон и Ролан, каждый со своей стороны, начали сходиться, и оба остановились, наступив носком сапога на лезвие сабли.
Секунданты вручили обоим заряженные пистолеты.
Противники поклонились друг другу, давая знак, что они готовы. Секунданты отошли на некоторое расстояние; теперь им предстояло трижды хлопнуть в ладоши.
После первого удара дуэлянты должны были взвести курок, после второго — прицелиться, после третьего — стрелять.
Противники держались спокойно, зато лица секундантов были искажены ужасом.
Три удара в ладоши прозвучали через равные промежутки среди глубокой тишины; казалось, кругом все замерло, даже ветер затих и листья перестали шелестеть.
При третьем ударе грянули два выстрела одновременно, так что их можно было принять за один.
К немалому изумлению секундантов, оба противника остались стоять на прежних местах.
Ролан, стреляя, отвел пистолет, опустив дуло книзу.
Лорд Тенли прицелился вверх и срезал ветку позади Ролана, на три фута выше его головы.
Дуэлянты были явно поражены, что, пощадив противника, сами остались в живых.
Ролан опомнился первым.
— Милорд! — воскликнул он. — Моя сестра недаром говорила, что вы самый великодушный человек на свете!
И, отшвырнув пистолет в сторону, он протянул руки сэру Джону.
Тот кинулся ему в объятия.
— Ах, теперь я все понимаю! — сказал он. — Вы и на этот раз хотели умереть, но, к счастью, Господь не допустил, чтобы я стал вашим убийцей!
Оба секунданта побежали к ним.
— Что случилось? — спросили они.
— Ничего, — отвечал Ролан. — Дело в том, что, решив умереть, я хотел погибнуть от руки человека, которого люблю и уважаю больше всех на свете. К несчастью, как вы сами видели, он готов был погибнуть сам, только бы не убивать меня! Ну что ж, — пробормотал он глухо, — я вижу, эту обязанность надо предоставить австрийцам!..
Он еще раз крепко обнял лорда Тенли и пожал руки своим друзьям.
— Прошу прощения, господа, — проговорил он, — но первый консул готовится к решающему сражению в Италии, и, чтобы успеть туда, я не могу терять ни минуты.
Предоставив сэру Джону давать офицерам объяснения, которые те считали своим долгом у него потребовать, Ролан вернулся в аллею, вскочил на коня и помчался галопом обратно в Париж.
Мы уже сказали, на кого возлагал свои последние надежды этот странный человек, неотступно преследуемый жаждой смерти.
Между тем французская армия продолжала двигаться вперед и 2 июня вступила в Милан.
Ей почти не оказали сопротивления: крепость Милана была блокирована заранее. Мюрат, посланный в Пьяченцу, взял город без единого выстрела. Наконец, Ланн разбил возле Монтебелло генерала Отта.
Таким образом, армия развернулась в тылу австрийцев, которые ничего не подозревали.
В ночь на 8 июня прискакал курьер от Мюрата, стоявшего, как мы сказали, в Пьяченце. Мюрат перехватил депешу генерала Меласа и отослал ее первому консулу. Депеша извещала о капитуляции Генуи: гарнизон Массена, после того как съел всех лошадей, собак, кошек и крыс, вынужден был сдаться.
Мелас в этой депеше отзывался о Резервной армии с величайшим презрением; он считал вздорными баснями слухи о присутствии Бонапарта в Италии и уверял, ссылаясь на достоверные источники, что первый консул по-прежнему находится в Париже. Такие новости следовало немедленно сообщить Бонапарту, в особенности дурную весть о капитуляции Генуи.
Поэтому Бурьенн разбудил генерала в три часа утра и прочитал ему депешу.
— Бурьенн, вы не понимаете по-немецки! — воскликнул Бонапарт.
Но секретарь вновь перевел документ слово в слово.
Прослушав текст депеши вторично, генерал встал с постели, приказал всех разбудить, отдал нужные распоряжения, затем снова лег и заснул.
В тот же день он покинул Милан, перенес ставку в Страделлу, пробыл там до 12 июня, 13 июня выехал и, следуя вдоль берега Скривии, достиг Монтебелло. Там он увидел залитое кровью дымящееся поле боя, где одержал победу Ланн. Всюду оставались следы смерти, церковь была переполнена убитыми и ранеными.
— Черт возьми! — воскликнул первый консул, обращаясь к Ланну. — Я вижу, здесь было жарко!
— Так жарко, генерал, что в моей дивизии кости трещали, точно град стучал по стеклам.
Одиннадцатого июня, пока генерал еще находился в Страделле, туда прибыл Дезе.
Освободившись после капитуляции Эль-Ариша, Дезе высадился в Тулоне 6 мая, в тот самый день, когда Бонапарт покинул Париж.
У подножия перевала Сен-Бернар первый консул получил письмо от Дезе; тот спрашивал, ехать ли ему в Париж или догонять Резервную армию.
— Вот еще выдумал! Незачем ему ехать в Париж! — воскликнул Бонапарт. — Напишите, что он должен присоединиться к нам в Италии, где бы мы там ни находились, в ставке генерального штаба.
Бурьенн написал Дезе, и, как мы уже сказали, тот примчался в Страделлу 11 июня.