Генерал был в Назарете, и всего лишь четверть часа назад он проверял свои аванпосты.
Ролану пришлось пустить лошадь шагом. Благородное животное проделало восемнадцать — двадцать льё без отдыха, не считая остановки во время завтрака; теперь, когда он был уверен, что скоро встретится с генералом, не было смысла загонять коня.
Подъезжая к домам на окраине Назарета, Ролан столкнулся с отрядом драгун во главе с одним из своих приятелей, командиром бригады Денуае. Доверив своего скакуна солдату, он спросил, где генерал Жюно.
Было примерно полшестого вечера.
Командир бригады Денуайе посмотрел на солнце, которое собиралось скрыться за горами Наблуса, и со смехом ответил:
— В это время женщины Назарета ходят по воду; должно быть, генерал Жюно находится сейчас на дороге, ведущей к источнику.
Ролан пожал плечами, вероятно подумав, что генерал мог бы найти себе иное место и занятие, вместо того чтобы производить смотр красавиц Назарета. Тем не менее он последовал полученному указанию и поскакал на другой конец селения.
Источник находился примерно в десяти минутах ходьбы от последнего дома; по краям дороги, ведущей к нему, возвышались стеной гигантские кактусы. В ста шагах от источника Ролан действительно увидел генерала и двух его адъютантов: они наблюдали за проходящими мимо женщинами.
Жюно узнал адъютанта Бонапарта. Все знали о дружеских чувствах главнокомандующего к Ролану, и по этой причине каждый желал ему добра; но, даже если бы Бонапарт вовсе не благоволил к Ролану, у молодого адъютанта нашлось бы в армии немало друзей благодаря его учтивости и непринужденности в обращении, а также смелости, которая уже была общеизвестна. Жюно подошел к нему с распростертыми объятиями.
Однако Ролан, строго соблюдавший субординацию, поздоровался с ним как подчиненный, ибо больше всего на свете он боялся дать повод подумать, что ставит доброе отношение главнокомандующего себе в заслугу.
— Вы привезли нам хорошие известия, дорогой Ролан? — спросил Жюно.
— Да, мой генерал, — отвечал Ролан, — ибо я приехал сообщить вам о приближении неприятеля.
— Клянусь честью, — воскликнул Жюно, — я не знаю ничего более приятного, чем видеть неприятеля, за исключением созерцания этих красоток, которые все как одна носят свои кувшины, — сущие царевны Навсикаи! Посмотрите же, дорогой Ролан, какой неприступный вид у этих плутовок: можно подумать, что это античные богини!.. Ну, и когда же ждать неприятеля?
— Готовьтесь к встрече, генерал, поскольку он всего лишь в пяти-шести льё отсюда.
— Знаете ли вы, как они отвечают, когда им говорят, что они красивы? «Так угодно Деве Марии». Подумать только, с тех пор как мы вступили в Сирию, мы впервые видим хорошеньких женщин… Значит, вы видели неприятеля?
— Видел собственными глазами, генерал.
— Откуда он идет? Куда направляется? Чего от нас хочет?
— Он идет из Дамаска и, насколько я могу судить, хотел бы с нами сразиться; если я не ошибаюсь, он направляется в Сен-Жан-д'Акр, чтобы заставить снять осаду крепости.
— Только и всего? О! Мы преградим ему путь. Вы останетесь с нами или вернетесь к Бонапарту?
— Я останусь с вами, генерал; мне ужасно хочется, чтобы эти удальцы перерезали мне глотку. Мы умираем от скуки у стен крепости. Кроме двух-трех вылазок, которые имел глупость совершить Джеззар-паша, у нас не было никаких развлечений.
— Что ж, — сказал Жюно, — я обещаю вам, что завтра мы позабавимся. Кстати, я забыл вас спросить, сколько их было.
— Ах, дорогой генерал, я отвечу вам, как ответил бы араб: «С таким же успехом можно считать прибрежный песок!» Должно быть, их, по меньшей мере, от двадцати пяти до тридцати тысяч.
Жюно почесал лоб.
— Черт возьми! — воскликнул он. — В моем распоряжении столько солдат, что не очень-то развернешься.
— А сколько их у вас? — поинтересовался Ролан.
— Ровно на сто человек больше, чем было у спартанцев. Но, в сущности, можно последовать примеру трехсот спартанцев; это было бы не так уж плохо. Впрочем, мы успеем подумать об этом завтра утром. Не хотите ли осмотреть достопримечательности города или предпочитаете поужинать?
— И правда, — сказал Ролан, — ведь мы в Назарете; должно быть, здесь нет недостатка в легендах. Однако, не скрою, генерал, в данный момент мой желудок проявляет больше нетерпения, чем глаза. Сегодня утром мой завтрак на берегу Киссона состоял из одного матросского сухаря и дюжины фиников; признаться, я умираю от голода и жажды.
— Если вам угодно сделать мне одолжение, отужинайте со мной, мы постараемся ублаготворить ваш аппетит. Что касается жажды, вам не найти более благоприятного случая утолить ее.
И тут он обратился к проходившей мимо девушке, сказав ей по-арабски:
— Воды! Твой брат хочет пить. И он указал ей на Ролана.
Высокая и суровая красавица в тунике с длинными ниспадающими рукавами, которые оставляли руки обнаженными, подошла к ним; сняв кувшин с правого плеча и опустив его до уровня левого запястья, она исполненным изящества движением дала Ролану напиться.
Ролан пил долго, но не потому, что девушка была красивой, а потому что вода была прохладной.
— Брат утолил жажду? — спросила девушка.
— Да, — отвечал Ролан на том же языке, — твой брат благодарит тебя. Девушка кивнула, вновь поставила кувшин на плечо и направилась к
селению.
— А вы, оказывается, совершенно свободно говорите по-арабски? — со смехом спросил Жюно.
— Разве я не был ранен и не оставался месяц в плену у этих разбойников во время восстания в Каире? — отвечал Ролан. — Мне поневоле пришлось немного освоить арабский. И с тех пор, как главнокомандующий заметил, что я кое-как изъясняюсь на языке Пророка, он пристрастился всякий раз брать меня в качестве переводчика.
— Честное слово! — воскликнул Жюно, — если бы я был уверен, что таким способом за месяц могу изучить арабский язык, как вы, я бы дал себя ранить и завтра же сдался в плен.
— Ну, генерал, — отвечал Ролан с присущим ему резким и нервным смехом, — раз уж я должен дать вам совет, вот что я скажу: изучайте другой язык и, главное, другим способом! Пойдемте ужинать, генерал.
Ролан направился к селению, даже не удостоив прекрасных дев Назарета прощальным взглядом, в то время как генерал Жюно и его адъютанты останавливались на каждом шагу, чтобы еще раз на них полюбоваться.
На следующий день на рассвете, точнее в шесть часов утра, барабаны и трубы предвестили зорю.
Поскольку Ролан сказал Жюно, что авангард дамасской армии направился к Тивериаде, Жюно прошел через ущелья гор, возвышающихся над Назаретом, и спустился по долине к селению Кана, чтобы неприятель не успел окружить его на горе.