Монсеньер Мислен рассказывает в своей прекрасной книге «Святые места», что год спустя после этого страшного побоища он проезжал через поля Хыттина и еще видел там груды костей, все окрестные горы и долины были усеяны человеческими останками, которые повсюду разбросали дикие звери.
После сражения у горы Табор шакалам с Ездрилонской равнины не в чем было завидовать гиенам с гор Тивериады.
С тех пор как Бонапарт вернулся с горы Табор, то есть уже около месяца, грохот батарей не смолкал ни на один день и бои между осаждающими и осажденными продолжались без перерыва.
Впервые судьба оказывала Бонапарту сопротивление.
Осада Сен-Жан-д'Акра продолжалась уже два месяца; за это время французы семь раз штурмовали крепость, а неприятель предпринял двенадцать вылазок. Каффарелли скончался после ампутации руки; Круазье все еще страдал от болей и был прикован к постели.
Тысячи солдат были убиты или умерли от чумы. У французов еще оставался порох, но кончились пушечные ядра.
В армии поползли об этом слухи: от солдат невозможно утаить подобные вещи. Однажды утром, когда Бонапарт заглянул в траншею вместе с Роланом, какой-то старший сержант подошел к адъютанту:
— Правда ли, мой командир, — спросил он, — что у главнокомандующего не хватает ядер?
— Да, — ответил Ролан, — почему ты об этом спрашиваешь?
— О! — отвечал сержант с характерным для него подергиванием шеей, которое, видимо, вело свое начало от того дня, когда он впервые надел галстук и почувствовал себя в нем неудобно, — если у него кончились ядра, я их ему раздобуду.
— Ты?
— Да, я, и недорого: по пять су за штуку.
— По пять су? Правительству они обходятся в сорок!
— Вы же видите, что это выгодное дело.
— Ты не шутишь?
— Помилуйте, кто же шутит со своими начальниками? Ролан подошел к Бонапарту и передал ему предложение фельдфебеля.
— Этим бездельникам порой приходят дельные мысли, — произнес Бонапарт, — позови его.
Ролан жестом приказал старшему сержанту приблизиться.
Тот подошел, чеканя шаг, и остановился в двух метрах от Бонапарта, приложив руку к козырьку кивера.
— Это ты торгуешь ядрами? — спросил Бонапарт.
— Да, однако, я их только продаю, а не произвожу.
— И ты можешь отдать их по пять су?
— Да, мой генерал.
— Как это тебе удается?
— А! Это секрет; если я скажу, все примутся ими торговать.
— Сколько же ядер ты можешь поставить?
— Сколько тебе угодно, гражданин генерал, — отвечал старший сержант, делая ударение на слове «тебе».
— Что тебе для этого нужно? — спросил генерал.
— Разрешение искупаться с моей ротой. Бонапарт рассмеялся: он все понял.
— Хорошо, — промолвил он, — я тебе разрешаю. Старший сержант отдал честь и удалился бегом.
— Этот плут, — произнес Ролан, — упорно держится за республиканские обороты. Вы заметили, генерал, с каким ударением он произнес слова «Сколько тебе угодно?»
Бонапарт улыбнулся, но ничего не ответил.
Почти тут же главнокомандующий и его адъютант увидели, как мимо прошла рота, получившая разрешение на купание, во главе со старшим сержантом.
— Пойдем, мы сейчас увидим нечто любопытное, — сказал Бонапарт своему адъютанту.
Взяв Ролана за руку, он поднялся на невысокий холм; с высоты его открывалась панорама всего залива.
Они увидели сержанта, который, подавая другим пример, как, несомненно, подавал его и в бою, первым разделся и с частью солдат бросился в море, в то время как остальные разбрелись по берегу.
До сих пор Ролан ни о чем не догадывался.
Как только солдаты предприняли этот маневр по приказу своего начальника, с двух английских фрегатов и с высоты крепостной стены Сен-Жан-д'Акра дождем посыпались ядра. Однако купальщики и те из солдат, что бродили по песку, старались держаться на расстоянии друг от друга, и ядра попадали в эти промежутки, где их тотчас же подхватывали, так что ни одно из ядер, даже когда оно оказывалось в воде, не было потеряно. Берег отлого спускался в море, и солдатам оставалось лишь наклоняться и подбирать ядра со дна.
Эта странная игра продолжалась два часа.
По истечении двух часов трое солдат были убиты, а изобретатель этого способа собрал тысячу или тысячу двести ядер, что сулило роте доход в триста франков.
Таким образом, выходило по сто франков на убитого. Рота считала эту сделку весьма выгодной.
Орудия обоих фрегатов и крепости были такого же калибра, что и орудия французской армии — шестнадцати— и двенадцатифунтовые; поэтому ни одно ядро не должно было пропасть даром.
На следующий день рота возобновила купание; заслышав канонаду с фрегатов и крепостной стены, Бонапарт не удержался и отправился снова поглядеть на то же зрелище; на сей раз при нем присутствовали несколько высших командиров армии.
Ролан не мог оставаться в стороне. Он был один из тех, кого возбуждает грохот пушек и опьяняет запах пороха.
В два прыжка он оказался на берегу, сбросил одежду на песок и устремился в море.
Бонапарт два раза окликнул его, но смельчак сделал вид, что ничего не слышит.
— Что же такое стряслось с этим безумцем? — пробормотал он, — что заставляет его всякий раз бросаться навстречу смерти?
Ролана не было рядом, и он не смог ответить своему генералу; впрочем, он, вероятно, все равно бы ничего не сказал.
Бонапарт смотрел ему вслед.
Вскоре Ролан опередил всех купальщиков и, не переставая плыть, оказался почти на расстоянии мушкетного выстрела от «Тигра».
Прогремели выстрелы, и все увидели, как по воде вокруг пловца заплясали пули, что его нисколько не встревожило.
Поступок француза настолько смахивал на браваду, что один из офицеров «Тигра» приказал спустить на воду шлюпку.
Ролану очень хотелось, чтобы его убили, но он не хотел угодить в плен. Поэтому он энергично поплыл в сторону рифов, что усеивали дно моря у подножия Сен-Жан-д'Акра.
Лодке было не под силу зайти в глубь рифов.
На миг Ролан скрылся из вида. Бонапарт уже начал опасаться, что с ним приключилась беда, как вдруг адъютант вновь показался, теперь уже возле городской стены.
Завидев христианина, турки немедленно открыли по нему огонь из ружей, но казалось, что Ролан заключил с пулями перемирие. Он брел вдоль берега моря; брызги воды и песок летели у него из-под ног с обеих сторон. Ролан дошел до места, где оставил свои вещи, оделся и направился к Бонапарту.