— С приятелем, генерал; ведь можно драться по-дружески.
— Я отправил его на гауптвахту на двое суток.
— На сутки, генерал.
— Значит, я по ошибке лишил его одних суток гауптвахты.
— Он готов наверстать упущенное, генерал.
— Младшего лейтенанта не отправляют на гауптвахту, а сажают под арест.
— Мой генерал, Пьер Клод Фаро не младший лейтенант, он всего лишь старший сержант.
— Нет, он младший лейтенант.
— О! Вот так новость! И давно ли?
— С сегодняшнего утра; вот что значит иметь покровителей.
— У меня есть покровители? — вскричал Фаро.
— А! Так это ты? — воскликнул Бонапарт.
— Да, это я, и я хотел бы выяснить, кто оказывает мне протекцию.
— Я, — отозвался Эстев, — тот, кто видел, как ты два раза щедро раздавал заработанные тобой деньги.
— И я, — сказал Ролан, — мне нужен храбрый человек для поддержки в походе, из которого многие не вернутся.
— Возьми его, — промолвил Бонапарт, — но я не советую тебе ставить его одного на посту там, где водятся волки.
— Как, генерал, ты знаешь эту историю?
— Я знаю все, сударь.
— Генерал, — сказал Фаро, — а ведь это тебе придется отбывать за меня сутки на гауптвахте.
— Почему?
— Ты только что назвал меня «сударь»!
— Ну-ну, ты остроумный малый, — произнес Бонапарт со смехом, — и я о тебе не забуду; а пока ты выпьешь бокал вина за здоровье Республики.
— Генерал, — улыбнулся Ролан, — гражданин Фаро пьет за Республику только водку.
— Вот как! У меня нет водки, — произнес Бонапарт.
— Я это предусмотрел, — сказал Ролан. Подойдя к двери, он сказал:
— Входи, гражданка Разум. Гражданка Разум вошла.
Она была все так же красива, хотя от египетского солнца ее лицо покрылось загаром.
— Роза здесь! — вскричал Фаро.
— Ты знаком с этой гражданкой? — спросил, рассмеявшись, Ролан.
— Еще бы! — отвечал Фаро, — это моя жена.
— Гражданка, — промолвил Бонапарт, — я видел, как ТЫ делала свое дело под артиллерийским обстрелом. Ролан хотел заплатить тебе за рюмку, которую ты поднесла ему, когда он выходил из воды, но ты отказалась; в моем погребце нет водки, и поскольку мои гости захотели выпить по рюмке, Ролан сказал: «Пригласите гражданку Разум, мы сообща расплатимся с ней за все». Раз тебя привели, наливай.
Гражданка Разум наклонила свой бочонок и налила каждому по рюмке. Она забыла Фаро.
— Когда пьют за процветание Республики, — заметил Ролан, — все должны пить.
— Но можно пить просто воду, — возразил Бонапарт.
Подняв свой бокал, он провозгласил:
— За процветание Республики! Все хором повторили тост.
И тут Ролан достал из кармана листок пергамента.
— Возьми, — сказал он, — вот переводной вексель на будущее; он выписан на имя твоего мужа; ты можешь делать на нем передаточную надпись, но получать по нему будет только он.
Богиня Разума дрожащими руками развернула свиток, на который Фаро смотрел горящими глазами.
— Держи, Пьер, — сказала она, протягивая ему пергамент, — читай, вот твой диплом младшего лейтенанта; ты заменишь Таберли.
— Это правда? — спросил Фаро.
— Погляди сам. Фаро прочел документ.
— Черт возьми! Фаро — младший лейтенант! — воскликнул он. — Да здравствует генерал Бонапарт!
— Сутки строгого ареста за то, что крикнул «Да здравствует генерал Бонапарт!» вместо того, чтобы кричать «Да здравствует Республика!» — произнес Бонапарт.
— Разумеется, я не мог избежать наказания, — отвечал Фаро, — но эти сутки я охотно отсижу.
На следующую ночь после того, как Фаро был произведен в младшие лейтенанты, Бонапарт получил восемь орудий тяжелой артиллерии и большое количество боеприпасов.
Три тысячи четыреста ядер Фаро пошли на отражение атак, предпринятых из крепости.
Проклятая башня была разрушена почти полностью. Бонапарт решил нанести решающий удар.
К тому же этого требовали обстоятельства.
Восьмого мая вдали, в сопровождении английских военных кораблей, показался турецкий флот, состоявший из тридцати парусных судов.
Бонапарта известили об этом, когда едва занялась заря; он поднялся на холм, откуда открывался полный обзор.
По его мнению, эта эскадра, прибывшая с острова Родос, везла осажденным в качестве подкрепления войска, боеприпасы и продовольствие.
Следовало захватить Сен-Жан-д'Акр, прежде чем караван судов подойдет к стенам крепости и силы гарнизона удвоятся.
Видя, что вопрос о наступлении решен, Ролан попросил главнокомандующего выделить в его распоряжение двести солдат и предоставить ему полную свободу действий.
Бонапарт потребовал разъяснений.
Он нисколько не сомневался в смелости Ролана, но она граничила с безрассудством, и поэтому он не решался доверить ему жизнь двухсот человек.
Тогда Ролан рассказал ему, что как-то раз, во время купания, он заметил со стороны моря пролом в стене, который невозможно было увидеть, находясь на суше; эта брешь нисколько не беспокоила осажденных, так как стена прикрывалась внутренней батареей и огнем английских кораблей.
Через этот пролом он мог бы проникнуть в город с двумястами солдат и отвлечь на себя внимание неприятеля.
Бонапарт дал Ролану разрешение.
Ролан выбрал двести человек из тридцать второй полубригады, в числе который оказался и новоиспеченный младший лейтенант Фаро.
Бонапарт отдал приказ к общему наступлению; Мюрат, Рампон, Виаль, Клебер, Жюно, дивизионные генералы, бригадные генералы и командиры частей разом устремились на приступ.
В десять часов утра все внешние укрепления, отвоеванные противником, были снесены; были взяты пять знамен, захвачены три и заклепаны четыре пушки. Тем не менее осажденные не отступали ни на шаг и на место убитых немедленно вставали живые. Никогда еще наступающие и защитники города не проявляли подобной отваги и силы, не сражались с таким неистовым азартом и безграничным мужеством. Никогда еще, с тех пор как охваченные религиозным пылом крестоносцы взялись за мечи и одержимые фанатизмом мусульмане — за турецкие ятаганы; никогда еще объятые ужасом люди, треть которых молилась за христиан, а две других трети — за Джеззара, — не были свидетелями столь беспощадной, столь кровавой борьбы не на жизнь, а на смерть. Наши солдаты видели с высоты частично взятого ими крепостного вала, откуда уже доносились победные крики, женщин, которые бегали по улицам с воплями, напоминавшими то уханье совы, то визг гиен (эти вопли не забудет ни один из тех, кто их слышал), с мольбами и проклятиями вздымая тучи пыли.