– Да. Вернуться. – Он пожал плечами. – Я бросил учиться потому, что нам нужны были деньги. Все, что Мария зарабатывала, она несла к медиумам. Мои деньги шли на еду и оплату жилья. Я был рослым парнишкой. Никому и в голову не приходило спросить о возрасте.
Рейчел, потрясенная, отвернулась. Какое ужасное существование. Она представила себе отчаяние, которое он ощущал ребенком, его бессилие переубедить бабушку.
– Понимаю твою одержимость. Это было нелегко.
– Приемные родители наняли мне репетиторов. Математика и точные науки были моими любимыми предметами. Я их обожал.
– Потому что там были факты, цифры и величины, – догадалась она. – Никаких фокусов-покусов, так?
– Полная противоположность фокусам-покусам, – подтвердил он. – А теперь я использую математику и точные науки, чтобы разоблачать спиритов и прочих шарлатанов. Думаю, ты назвала бы это моей миссией.
У нее что-то натянулось в животе.
– Как ты выбираешь, каких призраков разоблачать?
– Нахожу тех, на которых, по моему мнению, зарабатывают всевозможные мадам зуфало.
Никогда он не казался таким далеким, как в это мгновение, но и она еще никогда не сознавала так ясно, что их разделяет.
– Почему ты выбрал меня? – наконец спросила она. Необходимо было узнать, какой ужасный поступок позволил классифицировать ее как очередную мадам зуфало или поставить на одну доску со спиритами, погубившими его бабушку.
Сначала казалось, что он не ответит. Потом он рассмеялся громко и весело.
– Из-за этой проклятой книги. Я убедил себя, что ты решила нажиться, надувая публику своим несуществующим привидением. Вот она, ирония. Не будь все так трагично, можно было бы посмеяться.
Рейчел серьезно вглядывалась в его лицо, смущенная этими словами.
– Почему трагично? Ты ведь уже не думаешь так о моей книге, правда?
– Нет. Я понимаю, почему ты написала ее.
– Значит…
– Ты когда-нибудь оказывалась вынужденной делать то, во что уже не веришь?
Рейчел испуганно потянулась за медальоном. Она не утратила веры. Нет!
– Кажется, нет.
– Надеюсь, и не окажешься. Это… крайне неприятное положение.
Будто для того, чтобы еще раз убедить себя, она сказала:
– Я по-прежнему верю, что медальон исполнит мое желание. Я по-прежнему верю в это.
Он потер веки.
– Расскажи мне подробнее, – сказал он хрипловато. – Я хочу знать. Хочу понять. Ты должна быть верной и загадать кучу желаний. Так он работает?
Она радостно улыбнулась.
– Ты запомнил. Точнее, я должна иметь веру и желать всем сердцем. – Рейчел вздохнула. – Думаешь, просто? Вовсе нет. Может быть, дело в том, что… – Она запнулась, не решаясь признаться в таком вопиющем недостатке.
– Что?
Она приподнялась на локте и жалобно поморщилась.
– Я думаю, дело в том, что я желала денег. У меня такое чувство, что Франциска могла счесть это меркантильным. Как ты думаешь?
Он улыбнулся.
– Деньги – твое самое заветное желание?
– Нет, – сказала она. – Не совсем. Самое заветное – чтобы с Наной все было хорошо.
А любить тебя – еще более заветное. Она резко вздохнула. Она любит Зака. Она уже давно знает это, но никак не решается взглянуть правде в глаза. И отчаянно хочет, чтобы он тоже любил ее. И теперь ей пришло в голову, что это может повлиять на загаданное желание. Но как же Нана? Если она желает этого всем сердцем… чтобы Зак полюбил ее… что будет с Наной, и счетами, и домом?
Рейчел села и отодвинулась.
– Что случилось?
– Я… я…
– Рейчел?
– Я загадала не то, чего желала всем сердцем, – сердито призналась она. Зак обхватил ее плечи и принялся разминать напряженные мышцы.
– Нет проблем. Поменяй желание. И променять бабушку на Зака?
– Нет! Это было бы неправильно. Я должна думать о Нане. Она должна быть на первом месте!
– Шшш. Успокойся. Может быть, деньги – не единственное решение. Если первая твоя забота – благосостояние Наны, сделай это своим желанием.
Она потрясла головой, чувствуя, что совсем сбита с толку.
– Вряд ли. Не думаю, что это сработает.
Он поцеловал ее тепло и нежно. В поцелуе была страсть, но приглушенная.
– Уже поздно. Давай поедим – и на боковую. Как жаль, что Бетти привезла два спальных мешка, – мягко пошутил он. – С одним было бы гораздо интереснее.
Она позволила успокоить себя и отвлечь от страхов и забот.
– В наших силах сделать интереснее, – предложила она, и Зак хмыкнул в ответ на такую прямоту.
Он прижал ее сильнее, будто боясь потерять.
– Хотел бы я знать, что с тобой делать. Ты слишком хороша, чтобы быть настоящей.
Она покачала головой.
– Нет, если ты веришь.
Он горько улыбнулся.
– Слишком давно разучился.
– Может быть, я помогу научиться заново? – решилась предложить Рейчел.
– А если не сможешь?
Она прильнула к нему теснее.
– Моей веры хватит на двоих и еще останется. Я поделюсь.
– Ты это уже делаешь, – сказал он грубовато и поцеловал ее. Его объятия обещали осуществить чудеса, которые он отрицал. Они обещали возможность вечной весны и слова «навсегда»; они говорили, что жизнь, полная счастья, любви и смеха, так близко, что стоит только протянуть руку и дотронешься до нее. Она прижалась к нему и пожелала всем сердцем, чтобы эти мечты осуществились, чтобы Зак полюбил ее и создал будущее, в котором их миры соединятся.
На то недолгое время, что было у них, она позволила себе верить, что мечты осуществимы.
Луч фонарика разбудил Рейчел перед рассветом. К своему ужасу, она обнаружила, что спала в объятиях Зака.
– При-вет, – сказал Курт, хихикнув. – И что у нас тут?
Зак прикрыл глаза и цветисто выругался.
– Выключи этот чертов свет, или у нас тут будет расквашенный нос.
Курт укоризненно поцокал языком.
– А как насчет чашки горячего кофе? Не помогает от утреннего брюзжания?
Зак сел.
– А как насчет разбитой губы?
– Вместо расквашенного носа или вдобавок к расквашенному носу?
– Подойди ближе, Моррис, – свирепо проворчал Зак, – и сразу узнаешь.
– Который час? Франциска приходила? – нетерпеливо вмешалась Рейчел. Она поспешила отодвинуться на приличное расстояние от Зака, хотя подозревала, что заботиться о приличиях поздновато.