— Нет, — придушенным голосом прохрипел лорд Драммонд.
— Ни у вас, ни у кого другого, — заключил Тромп. — Он уникален. Ах, теперь вы видите: это моя любимая султанша. Что из того, если у меня одежда продрана на локтях? Все равно я не отдал бы его и за десять тысяч франков.
— А за двадцать? — с мольбой во взгляде спросил лорд Драммонд, бледный как мел.
— Ни за двадцать, ни за сколько бы то ни было тысяч. Мужчина, любя женщину, не торгует ею и не делит ее ни с кем. Я хочу быть единственным владельцем моего цветка. А на другие тюльпаны, вы что же, и смотреть не желаете?
— Я их уже видел, — сказал лорд Драммонд. — Мне на весь день хватит этого одного. Еще один, последний взгляд, и я вас покину.
Он бросил на черно-красно-голубой цветок взгляд, полный любви и безутешной грусти и, ни слова не говоря, зашагал по саду в сторону дома.
Тромп отворил перед ним обе двери.
На пороге последней лорд Драммонд обернулся.
— Благодарю вас, сударь, — произнес он. — И до свидания.
— Не до свидания, — поправил Тромп, — а прощайте. Через час вы уезжаете из Харлема.
Лорд Драммонд не ответил.
Он вернулся в гостиницу в сопровождении слуги, не произнеся ни слова.
— В котором часу милорду угодно, чтобы подали лошадей? — спросил слуга, когда лорд Драммонд поднялся к себе в комнату.
— Я сегодня не поеду, — отвечал лорд Драммонд.
Час спустя лорд Драммонд позвонил и потребовал к себе слугу, водившего его смотреть тюльпаны.
— Ступайте к вашему родственнику, — сказал он. — Если сумеете уговорить его уступить мне одну луковицу того тюльпана за тридцать тысяч франков, получите от меня пять тысяч.
— Бегу! — завопил слуга, теряя голову.
И он скатился вниз по лестнице.
Лорд Драммонд ждал его возвращения с тревогой студента младшего курса, ожидающего ответа от первой женщины, которой он осмелился написать.
Прошло целое столетие, за время которого часовая стрелка проползла всего час с четвертью, прежде чем слуга появился на пороге.
Он был понур и мрачен.
— Ну, что? — спросил лорд Драммонд.
— Он отказался, — уныло отвечал слуга.
— Вы плохо взялись за дело, — раздраженно упрекнул его лорд Драммонд. — Немыслимо, чтобы человек, который так беден, отверг подобную сумму.
— За дело я взялся, как всякий, кому бы пообещали пять тысяч, — возразил слуга. — Уж поверьте: коли у меня не вышло, значит, ничего сделать нельзя.
— Ступайте назад, — сказал англичанин. — Сорок тысяч ему, десять вам.
Как ни огромна была названная цифра, слуга отправился в путь далеко не так радостно, как в первый раз.
По той решимости, с которой его родственник отверг первое предложение, он понял, что Тромп не согласится ни за какие деньги.
Тем не менее попытку он сделал. Но вернулся, опять ничего не добившись.
— Он сущий мул, — пожаловался лорду Драммонду его посланец.
— А вы сущий осел, — отвечал тот, чувствуя потребность выместить на ком-нибудь свое дурное настроение.
Весь вечер он ломал голову в поисках средств заставить Тромпа уступить. Но как зацепить того, кто не клюет на золотую наживку?
От обеда он отказался. Есть ему не хотелось. Ночью сон его был беспокоен.
Едва лишь солнце встало, как он уже стучался в дверь Тромпа.
— Кто там? — прокричал из-за двери резкий голос хозяина, и его злобная физиономия показалась наверху в маленьком окошке.
— Это я, — отвечал посетитель.
— Что еще за «я»?
— Лорд Драммонд. Тот, кому вы вчера оказали честь, разрешив нанести визит вашим тюльпанам.
— Вы ошибаетесь, — возразил Тромп. — Лорда Драммонда в Харлеме больше нет. Он дал мне слово уехать еще вчера, а джентльмен своего слова не нарушит. Он уехал.
— Что ж! Являюсь я лордом Драммондом или кем-то другим — это не важно. Не угодно ли вам продать мне одну луковицу вашего черно-красно-голубого тюльпана?
— Нет, не угодно, — сухо отвечал родственник лакея.
— Всего одну луковицу! Я вам за нее дам сорок тысяч франков.
— Хоть бы вы давали за нее сто тысяч, я бы все равно отказал. Свои цветы я берегу для самого себя. Я их хранитель, а не сводник, что подсовывает их другим.
— Мой любезный Тромп, я готов заплатить вам пятьдесят тысяч франков.
— А я плевать хотел на ваши гинеи; мне в жизни ничего не нужно, кроме моих тюльпанов. Вы и за миллион не получите ни одного из них.
— Таково ваше последнее слово?
— И оно бесповоротно.
— А между тем вы не богаты.
— Это и должно доказать вам, что я своими цветами не торгую.
— Ну, я вас умоляю…
— Всего наилучшего.
И Тромп, желая оборвать разговор, резко захлопнул свое окошко.
Лорд Драммонд был вне себя от ярости. Его желание, распаленное препятствием, теснило грудь.
Как быть? Куда податься? Ему казалось, что отныне его жизнь опустеет и впереди ждать нечего — одна бесконечная, безотрадная праздность.
Ничто ему в мире было не нужно, кроме этого тюльпана.
За него он готов был отдать все свое состояние и все свои тюльпаны.
А этот мерзкий Тромп заупрямился и не желает уступить его ни за какую цену. Отвратительный скупец!
Лорд Драммонд чувствовал, что от неистового кипения подобных беспорядочно бьющихся в мозгу мыслей у него начинается настоящий жар.
«Вот как! — сказал он себе. — Не хватало еще заболеть!»
Сам не отдавая себе отчета, зачем делает это, он свернул в одну из улочек, отходивших от той, где жил Тромп, и ведущих на вольный простор за домами предместья.
Затем он попытался распознать ту стену, за которой находился сад Тромпа.
Задача оказалась совсем не трудна. Восходящее солнце ослепительно горело в стеклах оранжереи.
Стена с этой стороны была низкой, но если бы ее и вовсе не возводили, это не представляло бы для сада никакой опасности.
Между дорогой и оранжереей пролегало обширное — саженей в пятьдесят — болото: топкая земля и на ней по колено воды. Лорд Драммонд воткнул туда свою трость — она погрузилась в тину фута на два.
Болото было слишком мелко, чтобы можно было пересечь его на лодке, а при попытке сделать это пешком был риск провалиться по самую шею.
Лорд Драммонд вернулся в гостиницу подавленный, мрачный, обессиленный как оттого, что накануне вечером не поужинал, так и потому, что в это утро он потерпел неудачу.