Мне кажется, если бы Вы немного захотели этим заняться, Вам не очень трудно было бы это сделать, поскольку я не такой уж хороший солдат и думаю, что мои начальники не слишком мною дорожат. В таком случае, господин и прежний хозяин, Вам надо будет обратиться к моему полковнику, чей адрес Вы найдете ниже.
Здесь не составит большого труда узнать меня по Вашему описанию. Я единственный негр в полку.
Что касается того, каким образом я вернусь в Париж, не беспокойтесь об этом. Как только меня уволят, мне дадут бесплатный проезд по морю до Тулона или Марселя. Когда я буду в Тулоне или Марселе, я пойду в Париж cum pedibus et jambibus [6] .
Мой каптенармус объясняет мне, что это означает своими ногами.
А теперь, господин и прежний хозяин, если мне выпадет такое счастье вернуться к Вам, я торжественно обязуюсь служить Вам бесплатно, если надо, и обещаю служить Вам лучше, чем служил, когда Вы давали мне тридцать франков в месяц.
Однако, если Вы пожелали бы поскорее вновь увидеть меня и захотели бы прислать мне немного деньжат, чтобы я мог проститься с моими товарищами не как подлец, это было бы очень кстати для того, чтобы выпить за Ваше здоровье и облегчить себе путешествие.
Остаюсь и останусь навеки, мой добрый прежний хозяин, Вашим преданным слугой
Алексисом».
Дальше следовал адрес полковника.
Вы уже догадались, как я поступил, не правда ли?
Я отправился в военное министерство повидать моего доброго и дорогого друга Шарраса и попросил его поддержать мою просьбу к полковнику, которому тут же написал на бумаге с министерским грифом, вложив в письмо чек на пятьдесят франков, предназначенных частью быть пропитыми за мое здоровье, частью — облегчить путешествие Алексиса.
Затем я стал ждать со спокойствием праведника.
Полтора месяца спустя ко мне явился Алексис.
— Что ж, вот и ты, — сказал я ему.
— Да, сударь.
— Решил вернуться ко мне на службу за стол, кров и одежду?
— Да, сударь.
— И никогда не попросишь у меня ни одного су?
— Нет, сударь.
— Я беру тебя на этих условиях.
— Ах! Я знал, что вы снова возьмете меня к себе! — радостно воскликнул Алексис.
— Погоди минутку, мальчик мой, не воображай, что я снова тебя беру из-за того, что мне тебя недостает; это было бы огромной ошибкой с твоей стороны, Алексис.
— Я знаю, что вы снова принимаете меня по своей доброте, вот и все.
— Браво! Чему ты там научился?
— Начищать патронташ, наводить глянец на кожаное снаряжение и содержать в порядке ружья. Если вы пожелаете доверить мне свои ружья, вы сами увидите.
— Я тебе доверю больше чем ружья, Алексис, я доверю тебе собственную особу.
— Как! Я вернусь к вам качестве камердинера?
— Да, Алексис, по той причине, что камердинеры, возможно, еще существуют, но у меня их больше нет. Поищи свою старую ливрею и приступай к службе.
— Где она может быть, сударь, моя старая ливрея?
— О, я понятия не имею об этом; ищи, мой мальчик, ищи. Как было с адресом Аллье, так и сейчас — только Евангелие может тебе подать надежду.
Алексис вышел, чтобы заняться поисками своей старой ливреи.
Он вернулся, держа ее в руке.
— Сударь, — сказал он, — во-первых, она вся в дырах, и потом я уже не могу в нее влезть.
— Черт возьми! Что же делать, Алексис?
— А разве у вас не тот же портной? — спросил Алексис.
— Нет, он умер, и я еще не подобрал ему преемника.
— Черт возьми, как вы говорите, сударь, что же делать?
— Иди спроси у моего сына адрес его портного и поищи в моем гардеробе что-нибудь подходящее для тебя.
— Спасибо, сударь.
— А пока служи мне в солдатской форме, мой мальчик. Только сними этот жестяной колчан, что ты носишь на плече, или хотя бы высунь наружу стрелы, чтобы тебя принимали за Амура.
— Это в нем вовсе не стрелы, сударь, в нем моя отставка.
— Хорошо, убери свою отставку.
Через три или четыре дня ко мне вошел щёголь в панталонах капустно-зеленого цвета в серую клетку, черном сюртуке, белом пикейном жилете; был на нем и батистовый галстук.
Все это было увенчано головой Алексиса.
Я не без труда узнал его.
— Что это такое? — спросил я.
— Это я, сударь.
— Ты что, на содержании у русской княгини?
— Нет, сударь.
— Где ты все это взял?
— Так вы сказали мне: «Поищи в моем гардеробе что-нибудь подходящее для тебя».
— И ты поискал?
— Да, сударь.
— И ты нашел?
— Да, сударь.
— Подойди-ка.
— Вот я, сударь.
— Но, Господи прости, это же мои новые штаны, Алексис!
— Да, сударь.
— Но, черт меня побери, это же мой новый сюртук, Алексис!
— Да, сударь.
— Ах так? Значит, ты совсем совесть потерял?
— Почему, сударь?
— Как, ты берешь у меня все лучшее? Ну, хорошо, а… как же я?
— Ну, я подумал, что, поскольку вы работаете с утра до вечера…
— Да.
— … и поскольку вы никогда не выходите…
— Нет.
— … вам не обязательно быть хорошо одетым.
— Вот как!
— В то время как я бегаю по городу…
— Так!
— … исполняю все ваши поручения…
— Дальше?
— … хожу к женщинам…
— Негодяй!
— … вам хотелось бы, чтобы я был хорошо одет.
— Несовершенный вид сослагательного наклонения! Никак от тебя этого не ожидал.
— Наденьте на него поскорее ваши ордена, сударь, — предложил вошедший Мишель, — тогда его примут за сына его величества Фаустина Первого, и объяснения будут излишни.
— А пока что у меня нет ни брюк, ни сюртука.
— Это не так, сударь, — возразил Алексис, — у вас есть старые.
Алексис меня убедил.
Столько есть на свете людей, которые отбирали у меня новую одежду и даже старой не оставляли!