Ступени располагались между наружным корпусом Водонапорной башни, сложенным из белого камня, и самим резервуаром, цилиндрической колонной из нержавеющей стали высотой в сто шесть футов. Лестница узкой спиралью поднималась к вершине.
Чуть ниже уровня галереи толстая деревянная дверь в цилиндрической стальной колонне выводила на площадку над водой: черной, мерно плещущейся гладью, освещенной магниевыми лампами, установленными в жестяных отражателях. В доверху заполненном резервуаре вода поднималась до отметки сто футов.
— А откуда бралась вода? — спросил Бен.
Бев, Стэнли и Эдди переглянулись. Никто не знал.
— Ладно, а что известно об утонувших детях?
Ясности с этим было ненамного больше. Вроде бы в те времена («стародавние», как назвал их Бен, выслушав эту часть истории) дверь, ведущая на платформу над водой, никогда не запиралась. И как-то ночью двое мальчишек… или только один… а может, даже трое… обнаружили, что оставлена незапертой и дверь у подножия башни, ведущая на лестницу. Они поднялись наверх и по ошибке попали не на круговую галерею, а на платформу над водой. В темноте они свалились в воду, не успев сообразить, где находятся.
— Я слышала об этом от одного парня, Вика Крамли, который говорил, что ему рассказал отец, — закончила Беверли, — так что, возможно, это правда. Вик говорил, что, по словам отца, мальчишки, считай, погибли, как только упали в воду, потому что держаться им было не за что. До платформы они дотянуться не могли. Они плавали, звали на помощь, наверное, всю ночь. Только никто их услышать не мог, они уставали все больше, пока…
Бев замолчала, прочувствовав весь этот ужас. Мысленным взором она видела этих мальчиков, настоящих или выдуманных, плавающих в башне, словно брошенные в пруд щенки. Уходящих под воду, всплывающих на поверхность, скорее трепыхающихся, чем плавающих, по мере нарастания паники. Мокрые кеды били по воде, пальцы искали хоть какую-то зацепку на гладкой стальной поверхности колонны-резервуара. Она чувствовала вкус воды, попадавшей им в желудки, слышала эхо их криков, отражающееся от стен и крыши. Как долго? Пятнадцать минут? Полчаса? Сколько прошло времени, прежде чем крики прекратились, и они просто плавали лицом вниз, странные рыбы, которых наутро предстояло найти сторожу башни?
— Боже, — сухо выдохнул Стэн.
— Я слышал еще и о женщине, у которой там утонул ребенок, — внезапно заговорил Эдди. — Вроде бы после этого вход в башню и закрыли. По крайней мере так я слышал. Наверх людей пускали, я это знаю. И однажды туда поднялась эта женщина с ребенком. Не могу сказать, сколько лет было ребенку, но на платформе, которая над водой, женщина подошла к самому ограждению. Ребенка она держала на руках и то ли выронила его, то ли он сам вывернулся у нее из рук. Я слышал, один мужчина попытался его спасти. Совершил геройский поступок, знаете ли. Прыгнул вниз, но малыш уже утонул. Может, он был в куртке или в чем-то еще. Одежда намокла и утянула его вниз.
Эдди резко сунул руку в карман, достал маленький пузырек из коричневого стекла. Открыл, вытряс две белые таблетки, проглотил, не запивая.
— Что это? — спросила Беверли.
— Аспирин, у меня разболелась голова. — Он вызывающе посмотрел на нее, но Бев больше не задавала вопросов.
Закончил историю Бен. После происшествия с ребенком (как он слышал, это была трехлетняя девочка) Городской совет принял решение запереть башню, и внизу, и наверху, и прекратить дневные походы и пикники на галерее. И с тех пор она стояла запертой. Да, сторож приходил и уходил, в Водонапорную башню заглядывали специалисты, обеспечивающие техническое обслуживание. Проводились и экскурсии. Заинтересованные граждане в сопровождении женщины из «Исторического общества» могли подняться на галерею, повосторгаться видами и запечатлеть их на «Кодак», чтобы потом показать друзьям. Но теперь дверь на платформу оставалась запертой.
— Башня по-прежнему заполнена водой? — спросил Стэн.
— Думаю, да, — ответил Бен. — Я видел, как пожарные автомобили заливали там цистерны в сезон травяных пожаров. Они подсоединяли шланг к трубе у подножия.
Стэнли вновь смотрел на сушилку, наблюдая, как поднимаются и падают в ней тряпки. Комок давно уже развалился на составные части, некоторые тряпки раскрылись, как парашюты.
— Так что ты там видел? — мягко спросила Бев.
Пару секунд казалось, что ответа не будет. Потом Стэн глубоко и шумно вдохнул и заговорил, но, как они поначалу подумали, не в тему.
— Парк назван Мемориальным в честь двадцать третьего пехотного полка Мэна, участвовавшего в Гражданской войне. «Деррийские синие», так их называли. Раньше там стоял памятник, но его разрушил какой-то ураган в 1940-х. Денег на восстановление памятника не нашлось, и там поставили купальню для птиц. Большую каменную купальню для птиц.
Они все смотрели на него. Стэн сглотнул слюну. В горле что-то щелкнуло.
— Я наблюдаю за птицами, знаете ли. У меня есть орнитологический атлас, бинокль «Цейсс-Икон» и все такое. — Он повернулся к Эдди: — У тебя есть еще аспирин?
Эдди протянул ему пузырек. Стэн взял две таблетки, подумал — и добавил к ним еще одну. Отдал пузырек и проглотил таблетки, одну за другой, морщась. Потом продолжил рассказ.
10
У Стэна встреча с неведомым произошла два месяца назад дождливым апрельским вечером. Он надел дождевик, положил атлас птиц и бинокль в водонепроницаемый мешок, горловина которого затягивалась тесемкой, и отправился в Мемориальный парк. Обычно он ходил туда с отцом, но в этот вечер отцу пришлось задержаться на работе, и он позвонил перед ужином Стэну.
Один из клиентов агентства, где работал отец, тоже большой любитель птиц, заметил, как ему показалось, самца кардинала (Fringillidae Richmondena), пьющего воду в купальне для птиц в Мемориальном парке, сообщил отец. Кардиналам нравилось есть, пить и купаться под самые сумерки. Эти птицы редко встречались так далеко к северу от Массачусетса. Не хотел бы Стэн пойти туда и взглянуть на кардинала? Да, погода отвратительная, но…
Стэн согласился. Мать заставила его пообещать, что он не будет скидывать с головы капюшон дождевика, но Стэн и так его бы не скинул, потому что во всем любил порядок. Он никогда не спорил, надо ли надевать галоши в дождь или лыжные штаны зимой.
Он отшагал полторы мили до Мемориального парка даже не под мелким дождем, а сквозь зависшие в воздухе крохотные капельки воды. Такая погода удовольствия не доставляла, но почему-то все равно будоражила. Несмотря на последние снежные холмики под кустами и в рощицах (Стэну они представлялись грудами выброшенных грязных наволочек), он ощущал запах новой жизни. Глядя на силуэты вязов, кленов и дубов на фоне серо-белого неба, Стэн приходил к выводу, что они прибавили в размерах, стали толще: неделя-другая — и они покроются нежной, почти прозрачной зеленью.
«Сегодня воздух пахнет зеленью», — подумал он и чуть улыбнулся.
Он шел быстро, потому что светлого времени оставался час, а то и меньше. В наблюдениях за птицами он тоже ценил порядок, как в одежде и учебе, и при недостаточном освещении никогда не позволил бы себе заявить, что видел кардинала, даже если бы сердцем чувствовал, что точно видел.