И запомнила, что ощущала себя очень юной и очень сильной.
1
— Ладно, Стог, — говорит Ричи. — Твоя очередь. Рыжая выкурила все свои сигареты и большую часть моих. Время позднее.
Бен смотрит на часы. Действительно поздно: почти полночь. «Времени осталось только на одну историю, — думает он. — Одну историю до полуночи. Для поддержания тонуса. И что это будет за история?» Шутка, конечно, и не очень удачная; осталась только одна история, во всяком случае, только одна из тех, которые он помнит, и это история серебряных кругляшей — как они отлили эти кругляши в мастерской Зака Денбро 23 июля и как использовали 25-го.
— У меня тоже есть шрамы, — говорит он. — Помните?
Беверли и Эдди качают головами; Билл и Ричи кивают. Майк сидит молча, глаза на усталом лице внимательно следят за происходящим.
Бен встает и расстегивает рубашку, разводит полы в стороны. Все видят старый шрам в форме буквы «Н». Его линии изломаны — когда появился шрам живот был гораздо больше — но форма узнаваема.
Другой толстый шрам, спускающийся от поперечины буквы «Н», более заметен. Он напоминает веревку на виселице, только без петли.
Рука Беверли поднимается ко рту.
— Оборотень! В том доме! Господи Иисусе! — И она поворачивается к окнам, словно хочет посмотреть, не шныряет ли кто в темноте.
— Совершенно верно, — кивает Бен. — Но хотите узнать кое-что забавное? Два дня назад этого шрама не было. Визитка Генри была; я это точно знаю. Потому что показывал ее одному моему другу, Рикки Ли, бармену в Хемингфорд-Хоуме. Но этот… — Он невесело смеется, начинает застегивать рубашку. — Этот вернулся только что.
— Как шрамы на наших руках.
— Да, — говорит Майк, пока Бен застегивает пуговицы. — Оборотень. В тот день мы все видели Оно как оборотня.
— Потому что таким раньше ви-идел Оно Ри-ичи, — бурчит Билл. — Ведь так?
— Да, — кивает Майк.
— Тогда мы были очень близки, правда? — спрашивает Беверли. В ее голосе слышится восторг. — Так близки, что могли читать мысли друг друга.
— Старина Большой Волосатик едва не добрался до твоих кишок, Бен, чтобы сделать из них подтяжки. — Но, произнося эти слова, Ричи не улыбается. Сдвигает очки к переносице, а за ними его лицо бледное, и осунувшееся, и мрачное.
— Билл спас твой бекон, — резко добавляет Эдди. — Я хочу сказать, спасла нас Бев, но если бы не ты, Билл…
— Да, — соглашается Бен. — Ты, Билл. Я же совершенно растерялся в том дурдоме.
Билл указывает на пустой стул.
— Мне помог Стэн Урис. И он за это заплатил. Возможно, потому и умер.
Бен Хэнском качает головой:
— Не говори так, Билл.
— Но это п-правда. И если э-это твоя ви-ина, то и моя тоже, и всех остальных, потому что мы не отступились. Даже после Патрика, даже после надписи на том холодильнике, мы не отступились. В основном вина, конечно, на мне, потому что я хо-отел, чтобы мы шли дальше. Из-за Джо-Джорджа. Может, еще и по другой причине. Если я убью того, кто у-убил Джорджа, думал я, мои ро-одители снова станут лю-ю-ю…
— Любить тебя? — мягко спрашивает Беверли.
— Да, конечно. Но я не ду-у-умаю, что это чья-то ви-ина, Бен. Таким уж был Стэн.
— На новое столкновение с Оно его не хватило, — говорит Эдди. Он думает о мистере Кине, открывшем ему глаза на лекарство от астмы, о том, что он до сих пор не отказался от этого лекарства. Он думает о том, что, возможно, смог отказаться от привычки быть больным, но от привычки верить, что он болен, — нет. И, если вспомнить, как все обернулось, возможно, эта привычка спасла ему жизнь.
— В тот день он показал себя молодцом, — говорит Бен. — Стэн и его птицы.
Смех проносится по комнате, все смотрят на стул, на котором сидел бы Стэн, живи они в справедливом, здравомыслящем мире, где победа всегда доставалась хорошим парням. «Мне недостает его, — думает Бен. — Господи, как же мне его недостает!»
— Ричи, — говорит он, — помнишь день, когда ты сказал ему, что по дошедшим до тебя слухам он убил Христа. И Стэн тогда ответил с каменным лицом: «Думаю, это был мой отец».
— Помню. — Голос Ричи так тих, что его едва слышно. Он достает носовой платок из заднего кармана, снимает очки, вытирает глаза, возвращает очки на место. Убирает носовой платок и добавляет, не отрывая взгляда от рук: — Почему бы тебе просто не рассказать эту историю, Бен?
— Щемит, да?
— Да. — Голос у Ричи такой хриплый, что понять его трудно. — Да, конечно. Щемит.
Бен оглядывается, потом кивает:
— Хорошо. Еще одна история до полуночи. Чтобы держать нас в тонусе. У Билла и Ричи возникла идея насчет пуль…
— Нет, — поправляет его Ричи, — первым об этом подумал Билл, и первым занервничал…
— Я только начал т-т-тревожиться…
— Как я понимаю, значения это не имеет, — прерывает его Бен. — Мы трое провели немало времени в библиотеке в тот июль. Пытались выяснить, как нам изготовить серебряные пули. Серебро у меня было; четыре доллара, доставшиеся от отца. Потом Билл занервничал, думая о том, что с нами будет, если оружие даст осечку, когда монстр потянется к нашим глоткам. А когда мы увидели, как метко стреляет Беверли из рогатки Билла, то решили отлить из одного серебряного доллара кругляши. Собрали все необходимое и как-то вечером все пришли к Биллу. Эдди, ты тоже пришел…
— Я сказал матери, что мы будем играть в «Монополию», — говорит Эдди. — Рука у меня болела, но идти мне пришлось пешком. Так она на меня разозлилась. И всякий раз, когда позади меня кто-то появлялся, я оборачивался, думая, что это Бауэрс. И боль от этого не уменьшалась.
Билл улыбается:
— А что мы делали, так это стояли и смотрели, как Бен работает. Я думаю, Бен смог бы отлить и на-настоящие серебряные пули.
— У меня такой уверенности нет, — отвечает Бен, хотя и теперь знает, что смог бы. Он помнит, как сгущались снаружи сумерки (мистер Денбро обещал потом развезти их по домам), стрекот цикад в траве, появление первых светлячков. В столовой Билл аккуратно разложил на столе игровое поле «Монополии», чтобы все выглядело так, будто игра продолжалась уже добрый час.
Он помнит круг желтого света, падающий на верстак Зака. Он помнит, как Билл говорит: «То-олько по-о…
2
…аккуратнее. Я не хочу о-оставлять бе-еспорядок. Мой отец ра-а… — он несколько раз повторил «а», но потом все-таки выговорил все слово, — …разозлится.