Наконец Беверли поднялась.
— Я должна идти домой. Хочу переодеться, пока не вернулась мать. Она меня уроет, если увидит в мальчишечьей футболке.
— Урроет, сеньоррита, — кивнул Ричи, — но она урроет тебя медленно.
— Бип-бип, Ричи.
Билл молча смотрел на нее.
— Футболку я тебе верну, Билл.
Он кивнул и махнул рукой, показывая, что это не важно.
— Тебе не нагорит? Если вернешься домой без нее?
— Не-ет. Они е-едва за-амечают, ч-что я во-о-обще е-есть.
Она кивнула, прикусила пухлую нижнюю губу, одиннадцатилетняя девочка, высокая для своего возраста и просто красивая.
— Что теперь, Билл?
— Я н-не з-з-знаю.
— Это не закончилось, так?
Билл кивнул.
— Теперь Оно еще больше хочет добраться до нас, — сказал Бен. — Хочет.
— Отольем новые серебряные кругляши? — спросила его Бев. Он обнаружил, что едва может встретиться с ней взглядом. «Я люблю тебя, Бев… позволь мне хотя бы это. Пусть у тебя будет Билл, или весь мир, или что ты там пожелаешь. Только позволь мне это, позволь любить тебя, и больше мне ничего и не нужно».
— Не знаю, — ответил Бен. — Мы можем, но… — Он не договорил, пожал плечами. Не мог сказать, что чувствует, не мог выразить четко свои мысли — вроде бы все, как в кино о монстрах, но это же не кино. Мумия кое в чем выглядела иначе… и эти отличия только подтверждали ее реальность. То же самое относилось и к Оборотню — Бен мог это утверждать, потому что видел его парализующим крупным планом, какого не увидишь ни в одном кино, даже в трехмерном, потому что ощущал кончиками пальцев подшерсток грубой и жесткой шерсти Оно, потому что заметил маленький злобный оранжевый (как помпон!) огонек в одном из зеленых глаз Оно. Все это было… ну… грезами-ставшими-былью. И обратившись в быль, они ускользали из-под власти грезившего, становились смертельно опасными сами по себе, способными на независимые действия. Серебряные кругляши сработали благодаря их общей — всех семерых — вере в то, что они сработают. Но Оно кругляши не убили. И в следующий раз Оно предстанет перед ними в новом обличье, над которым серебро властно не будет.
«Власть, сила, — думал Бен, глядя на Беверли. В общем, все нормально; ее глаза снова встретились с глазами Билла, и они смотрели друг на друга так, будто вокруг никого не осталось. Лишь одно мгновение, но для Бена оно растянулось надолго. — Все всегда упирается во власть. Я люблю Беверли Марш, и она обладает властью надо мной. Она любит Билла Денбро, то есть он обладает властью над ней. Но, как я понимаю, он на пути к тому, чтобы полюбить ее. Может, причина в ее лице, в том, как она выглядела, когда говорила, что она девочка и ничего не может с этим поделать. Может, дело в обнаженной груди, показавшейся на секунду. Может — в том, как она иногда выглядит, если удачно падает свет, или в ее глазах. Не важно. Но если он начинает ее любить, она начинает приобретать власть над ним. У Супермена есть сила, но лишь когда рядом нет криптонита. У Бэтмена есть сила, пусть он не может летать и видеть сквозь стены. У моей матери есть власть надо мной, а у ее босса на работе — над ней. У всех есть какая-то власть, за исключением разве что детей и младенцев».
Но тут он подумал, что власть есть даже у маленьких детей: они могут кричать, пока ты что-то не сделаешь, чтобы они заткнулись.
— Бен? — спросила Беверли, глядя на него. — Проглотил язык?
— Что? Нет. Я думал о силе. Силе кругляшей. — Билл пристально посмотрел на него. — Задался вопросом, откуда эта сила взялась.
— О-о-от… — начал Билл и закрыл рот. На лице отразилась задумчивость.
— Я действительно должна идти, — прервала паузу Беверли. — Еще увидимся, так?
— Конечно, приходи завтра, — ответил Стэн. — Мы будем ломать Эдди вторую руку.
Раздался смех. Эдди сделал вид, что бросает в Стэна ингалятор.
— Тогда пока. — И Беверли вылезла из клубного дома.
Бен посмотрел на Билла и увидел, что тот не смеялся. Задумчивость не сходила с его лица, и Бен понимал, что ему придется два или три раза позвать Билла, прежде чем тот ответит. Он знал, о чем думал Билл; в ближайшие дни он и сам будет об этом думать. Не все время, нет. Он будет развешивать и снимать белье по просьбе матери, играть в салки и войну в Пустоши, а первые четыре дня августа, когда зарядят дожди, они всемером устроят безумный марафон игры в пачиси в доме Ричи Тозиера, будут ставить блоки, «сбивать» фишки, точно рассчитывать бросок кубика с тем, чтобы он лег нужной гранью кверху. Его мать скажет ему, что, по ее мнению, самая красивая женщина Америки — Пэт Никсон, и придет в ужас, когда Бен отдаст свой голос Мэрилин Монро (если не считать цвета волос, он считал, что Бев выглядела, как Мэрилин Монро). Время уходило и на поедание бесконечных сладостей — «Твинки», «Ринг-Дингов» и «Хелл-догов», и на чтение на заднем крыльце научно-фантастического романа Айзека Азимова «Лаки Старр и луны Юпитера». Для всего этого находилось время, пока рана на груди и животе заживала, превращаясь в шрам и начиная чесаться, потому что жизнь продолжалась, и в одиннадцать лет Бен, пусть был умным и сообразительным, не строил планов на будущее. Он мог жить с тем, что произошло в доме на Нейболт-стрит. В мире, в конце концов, чудес хватало.
Но выпадали периоды, когда он вновь задавал себе и пытался ответить на те же вопросы: сила серебра, сила кругляшей — откуда берется такая сила? Откуда берется любая сила? Как ты ее получаешь? Как используешь?
И ему казалось, что их жизнь, возможно, зависит от этих вопросов. Однажды вечером, когда он засыпал под мерную убаюкивающую дробь дождя по крыше и окнам, ему пришел в голову еще один вопрос, возможно, единственный важный вопрос. Оно обладало какой-то реальной формой; он почти что увидел ее. Увидеть форму — все равно что открыть секрет. Это справедливо и для силы? Вероятно, да. Ибо разве неверно утверждение, что сила, как и Оно, переменчива по форме? Силой может быть и младенец, кричащий в ночи, и атомная бомба, и серебряный кругляш, и взгляд Беверли на Билла, и ответный взгляд Билла.
И тогда чем, чем именно была сила?
12
За две следующие недели ничего особенного не произошло.
Ты должна была проиграть
Нельзя выигрывать все время.
Ты должна была проиграть
Нельзя выигрывать все время,
что я говорил!
Я знаю, милая моя,
Я вижу, что грядет беда…
«Ты должна была проиграть» Джон Ли Хукер [304]
6 апреля 1985 г.
Вот что я вам скажу, друзья и соседи: сегодня я пьян. Пьян вусмерть. Ржаное виски. Пошел в «Источник Уоллиса», где начал, потом за час до закрытия заглянул в винный магазин на Центральной улице и купил пинту ржаного виски. Я знал, что собираюсь сделать. Вечером напиться задешево, чтобы утром заплатить втридорога. И теперь он сидит, пьяный ниггер, в публичной библиотеке после закрытия. Передо мной раскрытая книга, по левую руку — бутылка «Олд Кентукки». «Скажи всю правду и посрами дьявола» — как говаривала моя матушка, но она забыла сказать мне что иногда тебе никак не посрамить мистера Раздвоенное Копыто трезвым. Ирландцам это известно, но, разумеется, они белые ниггеры Господа нашего, и, кто знает, может, они на шаг впереди.