Джок помедлил.
– Не играй со мной. Ты хочешь продать мне Лонгхорн или нет?
– О, я хочу продать его!
Теперь наступило время для самого главного вопроса.
– Сколько ты хочешь за ранчо? – спросил он.
Она молча уставилась на него. Джок тоже молчал. Она так похожа на нашего отца! Это сходство мне ненавистно!
Однако во взгляде Маккензи отражалась та же душевная мука, которую часто испытывал он сам.
– Мне не нужны твои деньги. – Она усмехнулась, потом добавила: – Я хочу получить обратно усадьбу Холлистер. Я обменяю ее на Лонгхорн.
Джок тихо выругался. Он должен был предвидеть подобный поворот событий. Услышав предложение Маккензи, он пришел в ярость.
– Я не могу этого сделать, Маккензи, попроси что-нибудь другое. Я заплачу любую сумму.
Она явно злилась, на ее глаза навернулись слезы. Она задрожала, пытаясь сдержать их.
– Мне не нужны твои деньги, черт побери, я хочу получить свой дом!
– Я не могу его вернуть.
– Прекрасно! Тогда давай заключим договор. Я сейчас уйду, а ты объясни своей невесте… – Она посмотрела в сторону Розалин. – Хотя, возможно, теперь она станет твоей бывшей невестой. Объясни ей, почему ты не хочешь спасти ее дом от бульдозеров, которые я наняла. Мне почему-то кажется, тебе вряд ли это удастся.
Джок развернулся на сто восемьдесят градусов.
Розалин лежала на кровати с открытыми глазами и смотрела на него в упор. В ее взгляде читалось разочарование.
– Почему ты не примешь ее предложение? – спросила Розалин. Она не могла поверить своим ушам. – Ты можешь спасти Лонгхорн, но отказываешься это сделать. Почему?
Джок стоял достаточно далеко от нее, намеренно держа дистанцию. Поняв, что Розалин проснулась давно и слышала весь его разговор с Маккензи, он помрачнел.
– Извини, Розалин, я не могу отдать ей Холлистер и не в состоянии объяснить тебе, почему.
– Не можешь или не хочешь?
– Понимай как знаешь.
Розалин даже не догадывалась, почему Джок так себя ведет.
Почему он держится настолько отчужденно? Человек, которого я сейчас вижу перед собой, нисколько не похож на мужчину, которого я люблю. Я собиралась признаться в любви другому Джоку!
Розалин попыталась снова заговорить с ним, желая разрушить невидимые барьеры, которые он воздвиг между ними.
– Ты говорил, земля твоего отца для тебя ничего не значит. Ты же не хотел жить в его доме и постоянно вспоминать о своем несчастном детстве!
– Не хотел и не хочу.
– Тогда почему…
В ответ Джок просто покачал головой.
Розалин поверила ему, когда он рассказал ей о покупке усадьбы Холлистер и о своем отношении к этому факту. Если бы тогда он лгал, сейчас бы ложь всплыла.
Розалин решила переформулировать свой вопрос.
– Ты мстишь? Таким способом ты намерен расквитаться с Холлистерами? Неужели даже после стольких лет ты не можешь забыть обиду, нанесенную тебе отцом?
– Ты поверишь мне, если я скажу, что месть здесь ни при чем?
Она покачала головой и поморщилась от боли висках.
– Я больше не знаю, чему верить. Ты же ничего не хочешь мне объяснять.
Джок подошел ближе и присел на край ее кровати.
– Ты должна мне верить, Рыжик.
– Ты снова и снова говоришь мне об этом. Розалин смахнула со щеки слезу, опять задела ссадину и поморщилась. – У тебя есть прекрасная возможность сохранить мое ранчо, но ты отказываешься это сделать. Тебе так важна усадьба, принадлежавшая твоему отцу?
– Все, что я могу тебе сказать: у меня есть веские причины так поступить.
Внезапно она нашла другое объяснение поведению Джока.
– Значит, Маккензи все-таки права? Это всего лишь игра, которую вы между собой затеяли?
Он медлил.
– До нынешнего момента я считал это игрой.
– Да уж, невинная такая игра! Между прочим, если ты не заметил, речь идет о моей жизни!
– Послушай меня, Рыжик. Маккензи презирает меня. И дело тут не только в том, что мы с Аной – незаконнорожденные дети ее отца. Она намерена взять надо мной верх, и ей все равно, через кого ей придется переступить. Ей важна только победа.
– Однако ты можешь положить этому конец! В твоей власти закончить вражду, – с отчаянием прошептала Розалин. – Нужно всего лишь отдать Маккензи усадьбу. Или вам обоим так важна победа?
– Я скажу тебе, то же самое, что и Маккензи: попроси меня о чем угодно, я все сделаю, только не проси отдать усадьбу. – Джок посмотрел Розалин в глаза и поджал губы. – Еще раз повторяю: я не могу объяснить, почему это так.
Розалин хотелось заснуть и больше не просыпаться. Ее сердце было разбито.
Жаль, я не могу легко смириться с потерей ранчо и продолжать жить дальше. На протяжении многих лет я была единственным защитником Лонгхорна. Ранчо являлось ниточкой, связывавшей меня с моими родителями.
Подбородок Розалин дрожал, она молчала.
Джок поднялся на ноги.
– Я приеду завтра, и мы поговорим подольше.
– Не приезжай, – прошептала она. – Говорить больше не о чем.
Он помедлил, потом опустил голову и вышел из палаты, не произнеся больше ни слова.
Как только Джок удалился, Розалин откинулась на подушки и закрыла глаза. Она всеми силами старалась сдержать слезы. Происходит что-то ужасное! В чем заключается проблема, я не знаю. Интуиция подсказывает мне, что дело не только в моем ранчо и усадьбе Холлистер. Однако истинная причина происходящего навсегда останется для меня тайной. Джок не слишком мне доверяет, раз отказался обо всем рассказать. Вряд ли нам теперь вообще удастся поговорить. Скорей всего, он не вернется.
Розалин коснулась рукой своего живота.
А что было бы, если бы у меня случился выкидыш и если бы ранчо по-прежнему принадлежало мне? Стал бы Джок настаивать на браке?
Сейчас я не могу делать никаких выводов, не зная, почему он хранит информацию в строжайшем секрете. Даже если он все-таки вернется, разве мы будем счастливы в браке, если у каждого останется какая-то тайна?
Дверь в палату с шумом распахнулась, и на какое-то мгновение Розалин показалось: вернулся Джок и сейчас он скажет, что совершил ужасную ошибку и сделает все для спасения Лонгхорна, но в палату вошла медсестра. Она с улыбкой протянула Розалин градусник.
Было уже далеко за полночь, когда Джок подошел к телефону, снял трубку и набрал номер. На том конце провода ответили не сразу.