Доктор уверенно провел ее в дом, показал на одну из дверей. Марина вошла без колебаний. Обширная комната была обставлена с неприкрытой, вполне городской роскошью, правда, опять-таки носившей следы внезапного вторжения: стулья перевернуты, полированный стол валяется в углу ножками вверх, высокое зеркало в затейливой раме разбито вдребезги.
Атаман сидел на полу. Судя по позе, его вывернутые за спину руки привязали как раз к ножке перевернутого стола. Атаман уже не злился – видимо, имелось достаточно времени, чтобы понять ситуацию. На его лице застыло тоскливо-безнадежное выражение. Здесь же Марина увидела и Татьяну. Ее, правда, не связали, а всего лишь усадили в уголок на корточки, и над ней бдительно возвышался здоровенный спецназовец. Еще трое разместились по углам. А посреди комнаты, заложив руки за спину, покачиваясь с пятки на носок, стоял человек, которого Марина узнала моментально – капитан Ракитин, молодой энергичный Бонапартик, судя по отзывам знающих людей. Как и все остальные его люди, он тоже щеголял без знаков различия, ни единой нашивки.
Он не спеша повернулся – медлительно, как башня тяжелого танка – уставился на Марину с непроницаемым видом.
– Ее изнасиловали. Личность пока не установлена, – негромко доложил доктор.
– Да ну, – сказал капитан небрежно. – Что тут устанавливать... Госпожа Романова, вы меня узнаете?
Марина старательно всмотрелась, разыгрывая напряженное внимание, потом радость:
– Ну, конечно! Я вас видела у аэропорта. Капитан... Капитан...
– Капитан Ракитин, – он отдал честь. – Где уж вам запомнить наши имена... – подошел поближе. – А вот я вас прекрасно запомнил. Правда, выглядите вы сейчас далеко не лучшим образом... – сказал он сочувственно, без тени насмешки в голосе. – Крепенько вам досталось? Мы тут в темпе допросили здешнюю шпану, и они признались, как с вами поступили. Сочувствую от всей души! Для молодой женщины из цивилизованного мира это, должно быть, страшное потрясение...
Как Марина ни присматривалась, так и не смогла понять, кроется ли в его голосе затаенная ирония, или он искренне сопереживает. Похоже, что справедливо первое. Капитан нисколько не походил на наивного простака и уж тем более на человека, вообще способного всерьез кому-то сочувствовать. Глаза у него были холодные, спокойные, без тени доброты.
– Как вы здесь оказались? – спросил он ровным голосом. – В этакой глуши?
– Трагическое стечение обстоятельств, – Марина пыталась улыбаться растерянно и жалко, как и положено бедной безвинной овечке, зверски изнасилованной дикарями, приличной девушке из цивилизованной страны, в жизни не испытывавшей невзгод тяжелее сломавшегося каблука или измены любовника. – Я ехала на поезде в Снежинск, на поезд напали террористы...
– Как же вас занесло в наш поезд?
– Дела, – сказала она, все так же виновато улыбаясь и пожимая плечами.
Капитан покачал головой.
– Какие могут быть дела, если из-за них молодые и неопытные девушки влипают в нешуточные передряги?..
Вот теперь ей ни капли не показалось – в его голосе, наконец, прорвалась та самая, глубоко затаенная ирония, заставившая Марину насторожиться еще больше.
– Увы, такая работа... – сказала она, притворяясь, будто пребывает чуть ли не в полной отключке от реальности, ужасно уставшая, измотанная, себя не помнящая от пережитого.
– Понятно... Сядьте пока в уголке. Ну вот, хотя бы здесь. Или, быть может, отдохнете в другой комнате? У нас тут начинается допрос, который может перейти в нечто неприглядное...
– Да мне все равно, – сказала она с отрешенным видом, огляделась, прошла в угол и обессиленно упала в первое попавшееся мягкое кресло.
Капитан задумчиво кивнул, вернулся к атаману и, глядя на него сверху вниз, негромко заговорил с ласковой угрозой:
– Слушай, ты, лесной король!.. У меня нет времени вести с тобой долгие беседы. Время поджимает категорически. Мои ребята уже успели потолковать по душам кое с кем из твоих. Результат оправдывает первоначальную версию. Те, кого я имею в виду, тебя все-таки брали в качестве проводника. Следовательно, место ты знаешь. И ты мне его покажешь в самом скором времени.
– Да не знаю я никакого места... – старательно пуча глаза, сказал атаман.
И отшатнулся в ожидании удара. Капитан, однако, не ударил. Лишь легонько ткнул атамана под ребра носком тяжелого ботинка. Поморщился, присел на корточки, так что их лица оказались на одном уровне, заговорил задушевно:
– Не буду я тебя бить! Во-первых, мужик ты здоровый и дюжину пинков выдержишь играючи. Во-вторых, есть масса более эффективных способов. Как насчет того, чтобы спалить тут все к чертовой матери? Вряд ли у тебя есть счет в банке... Но даже если и есть, твое главное богатство – в этом поместье.
– За что? – угрюмо поинтересовался атаман. – Я как-никак представитель власти, с рук не сойдет...
– Был представитель власти, – безмятежно поправил капитан. – Собственно говоря, ты во всех смыслах был... Ясно? Тебя уже нет, если прикинуть. Мотивировка убедительная. Ты со своими гангстерами похитил подданную другого государства и, когда для освобождения прекрасной пленницы сюда прибыл спецназ, вы, скоты, обнаглев от безнаказанности, устроили вооруженное сопротивление, в ходе которого были уничтожены поголовно. Убедительная мотивировка, точно тебе говорю! Эта дама, – он небрежно указал через плечо на Марину, – поспорить можно, не питает к вам ни малейшей симпатии после того, что вы с ней проделывали. И после недолгих уговоров, я думаю, подтвердит официальную версию. Какая ей разница, в какой форме над вами свершится правосудие?
– Да не знаю я ничего!..
– Ладно, – сказал капитан без особой злости, выпрямляясь во весь свой немаленький рост. – Начнем убеждение...
Он сделал жест, и двое солдат проворно подняли Татьяну на ноги и с треском разодрали на ней легкое платье, в несколько секунд превратив его в клочья, разбросанные по всей комнате. Действовали оба с явной картинностью, один завернул обнаженной женщине руки за спину, другой отвесил пару оплеух, вмиг прекратив слабое сопротивление.
– Ну? – безмятежно осведомился капитан. – Они ее сейчас затрахают до полной потери товарного вида, я ведь не шучу с тобой, тварь такая!.. Ладно, добром просили...
Он сделал небрежный жест указательным пальцем, и молодую женщину выволокли в соседнюю комнату. Слышно было, как ее шумно валили на пол, похохатывая и громко перекидываясь похабными репликами, потом бесцеремонно протащили, как мешок. В распахнутой двери показались ее обнаженные ноги, на которые тут же навалились сверху волосатые мужские со спущенными до щиколоток камуфляжными штанами. Татьяна отчаянно закричала, как от нешуточной боли, и дальше кричала, не переставая. Судя по тому, как ожесточенно дергалась вверх-вниз мужская задница, смысл процесса был не в том, чтобы насилующий получил удовольствие, а в том, чтобы как раз заставить орать что есть мочи...