Он кивнул Джонсу, который навел пульт на монитор. Экран мгновенно ожил, и Бен увидел себя и Чарли за столиком у кафе на Корфу. Звука не было.
Несколько секунд камера держала только двух беседующих мужчин. Потом появился мальчик с мячом. Бен на экране вскочил и бросился к дороге — спасать парнишку из-под колес фургона. Чарли, глядя ему вслед, поднялся из-за столика. До взрыва оставались считаные мгновения.
— О'кей, я понял.
У него вовсе не было желания заново переживать тот трагический момент. В последние несколько дней напоминаний было слишком много.
Джонс поднял пульт и нажал на паузу в тот самый момент, когда прокатившаяся по террасе взрывная волна разорвала Чарли и все разлетелось кровавыми кусками. Картинка застыла. Джонс довольно кивнул.
Бен тоже не отрывался от экрана. Он впервые увидел произошедшее с другой точки. Точнее, вообще впервые все увидел. Когда взорвалась бомба, он находился на противоположной стороне улицы, за фургоном, и лежал у бордюра лицом к земле.
Съемка велась с другого угла и давала возможность определить направление взрыва и вычислить, где именно была заложена бомба. В памяти как будто открылось окно, через которое хлынули воспоминания. Бен вспомнил мальчика с баскетбольным мячом. Мужчину с лэптопом за соседним столиком. Вспомнил, как тот кричал на мальчишку. Вспомнил его злобные глаза.
Это лицо он никогда уже не забудет.
Лишь теперь Бен обратил внимание, что мужчина с лэптопом ушел с террасы, когда они с Чарли еще разговаривали. Ну и что? Человек выпил, перекусил и ушел; каждый столик — отдельный, частный, замкнутый мирок. Ничего необычного. Но теперь Бен упрекал себя за невнимательность. Потому что там, на экране, замершем в момент, когда по террасе покатились огонь и смерть, лэптоп стоял под опустевшим столом — темное пятно в уголке картинки.
Бен отвернулся от монитора и тяжело посмотрел сначала на Слейтера, потом на Джонса.
— Значит, я был прав. Вы заложили бомбу.
Слейтер помахал рукой.
— Я бизнесмен. Я не закладываю бомбы. Я только плачу другим, чтобы они их закладывали.
— Эта запись — последнее, что прислали мои агенты. Что ты сделал с ними? — спросил Джонс.
— Оба на пляже, и оба мертвы. Если поспешите, еще можете что-то найти, пока крабы не растащили.
Слейтер кивнул.
— Вижу, вы решили ничего от нас не скрывать.
— Это еще не все, — продолжал Бен. — Я вас убью. Скоро.
— Точно?
— Точно. И Джонса тоже. Вы бы позаботились о могилах.
Наступила тишина. Слейтер, заметно побледнев, попытался скрыть нервозность за коротким смешком.
— А я-то надеялся, мы сможем договориться. Вы сами все портите такими заявлениями.
— Вы показали мне свое лицо. Значит, отпускать живым не собирались с самого начала. Поэтому даже если бы я знал, где эти черепки — а я этого не знаю, — вам бы не сказал. Не доставил бы такого удовольствия.
Слейтер бросил обертку от шоколадки в мусорную корзину.
— Умереть можно по-разному, быстро и медленно, легко и трудно.
— Я подумаю, какой смерти вы заслуживаете.
Слейтер вздохнул.
— Господи, какой вы упрямый. О'кей, позвольте показать вам кое-что еще.
Он снова кивнул Джонсу, и тот нажал другую кнопку на пульте. Внутри DVD-плеера зажужжало. Секунду-другую экран оставался пустым, потом моргнул и заполнился новой картинкой — крупным планом изможденного, худого мужчины в замасленном комбинезоне, сидевшего в крошечной камере или, скорее, в зарешеченной клетке. В ярком свете лампы были хорошо видны свежие раны, синяки на щеках и подбородке, заплывший глаз.
— Материал из секретных архивов ЦРУ, — сказал Слейтер. — Детали вам знать не обязательно. История стара как мир. Парень располагает определенной информацией, другие парни хотят эту информацию из него вытащить. Но он, как и вы, твердый орешек. Выдерживает любые пытки. Чуть позже камера покажет ноги с окровавленными пальцами — ему вырывали ногти. Да, вот. Смотрите.
Пока Бен смотрел на экран, Слейтер поднялся и вышел из-за стола.
— Понимаете, я бюрократ. Признаю. Люблю, когда люди говорят мне правду, но плохо переношу кровь и насилие. По крайней мере, когда все происходит рядом.
— Другое дело отдать приказ по телефону.
Слейтер пропустил реплику мимо ушей.
— Я мог бы прямо сейчас распорядиться, чтобы вас избили до полусмерти. Вам бы отрезали пальцы, уши, яйца. Через вас пропускали бы электрический ток. Вас топили бы в ванне, подвешивали за пальцы. Ну и все такое. Сами можете продолжить. Но это больше по части Джонса. Я же предпочитаю получать то, что требуется, без такой грязи. Мне нравится, когда дела делаются чисто… как в клинике. Если нужно кого-то расколоть… — Слейтер улыбнулся. — Впрочем, посмотрите лучше на этого парня.
Бен смотрел. На экране двое охранников в форме без опознавательных знаков усадили пленника на стул, а третий, подойдя сзади, сделал укол ему в шею и, введя содержимое шприца, вырвал иглу.
Слейтер достал из кармана пиджака янтарного цвета пузырек и положил на письменный стол. Из другого кармана он достал небольшой кожаный футляр и положил рядом с пузырьком. Потом открыл футляр. Внутри лежал шприц.
— Знаете, что это такое?
Бен взглянул на пузырек.
— Знаю. Но ведь Джонс вроде просил не обсуждать его физические кондиции.
— Как смешно. Так вы знаете, что это?
— Читал.
— Я так и думал. Самое лучшее в своем роде средство. Отменная вещь. Достать невероятно трудно. К сожалению, добрый доктор, снабдивший нас этим чудом, присутствовать не сможет. — Слейтер кивком указал на экран. — Тот парень, он был вроде вас. Уверял нас, что ничего не знает. Был так уверен в себе. А потом разговорился. Хватило одной-единственной инъекции. Через час рассказал все, что знал, и даже немного больше. Замечательно. И знаете что? Им не пришлось потом тратиться на пулю. Посмотрите, что было дальше.
Джонс трижды нажал кнопку, кадры побежали быстрее, и вскоре картинка изменилась: съемка шла с другой камеры и при другом освещении. Мужчина был тот, но и он изменился. Причем очень сильно. Теперь на экране был не запуганный, избитый узник, а сумасшедший, буйнопомешанный с дикими глазами, оскаленными зубами, пеной на губах. Вопя что-то нечленораздельное, он дергал железные прутья клетки. Его просто было не узнать.
— Полное безумие, — прокомментировал Слейтер. — Парень тот же, только через шесть часов после укола. Вот что делает с человеком это дерьмо. Причем эффект необратимый. Другими словами, это навсегда. Некоторые ломаются через час. Другие, покрепче, держатся дольше. Но рано или поздно всех ждет один конец. Буйное помешательство до самой смерти. Понимаете, что я имею в виду?