На часах уже девять утра. Том и не помнит, когда в последний раз столь рано ложился и поздно вставал.
Утреннее солнце щедро одаривает землю светом, и температура в самый раз — двадцать шесть градусов по Цельсию. Куда бы ни взглянул Том, везде за столиками кафешек мужчины и женщины пьют кофе, едят круассаны и читают газеты. Кажется, будто мир нарочно создан, чтобы люди жили в нем парами.
Том идет вдоль бассейна Сан-Марко. Отсюда открывается лучший вид на канал во всей Венеции. В воде маневрируют, сражаясь за место, суденышки всех форм и размеров: гондолы, паромы, лодки торговцев, катера карабинеров и трамвайчики-вапоретто.
Том готовится повернуть налево, в сторону понте-деи-Соспири, но замечает похоронную гондолу. Украшенная цветами лодка медленно идет в сторону исторического кладбища на острове Сан-Микеле. Мысли тотчас обращаются в сторону Моники и чудовища, которое лишило девушку жизни.
Нет, сейчас не время думать о смерти.
Том мысленно возвращается к Тине. Всего несколько дней назад он и знать не знал о ней, и вот теперь эта женщина занимает главное место в его жизни.
Она первая, с кем он переспал. Невероятно.
Для самой Тины прошлая ночь, конечно, не многое значит. А вот для Тома станет настоящей вехой в жизни. Надо лишь понять, какой именно?
Той, которой надо гордиться? Или той, о которой лучше не вспоминать?
Том запутался. Годы службы в католической церкви не могли не сказаться. Как теперь относиться к простым радостям жизни? Особенно к сексу?
Как и многие священники, он старался не думать о близости с женщиной. И как многие коллеги, частенько давал слабину.
В такие моменты Том воображал отношения, которые начнутся неспешно, с теплой дружбы. Теплота постепенно перерастет в страсть, и кончится тем, что Том потеряет девственность по пьяни, как неопытный подросток.
Тут же он сам себе напоминал, что толком никогда не напивался. Так, слегка. Становился раскован, но не настолько, чтобы утратить контроль над собой.
А теперь? При ярком свете утреннего солнца — что ему думать?
Будет ли продолжение? Желает ли его Тина? И чего хочет сам Том?
Ответов он не находит. Запутался чудовищным образом. Ведь годы провел, давая советы мирянам о том, как строить семейную жизнь. О безнадежный незнайка!
Но сейчас — никаких сожалений. Никаких. Что бы ни случилось дальше, это лишь часть новой жизни нового Тома Шэмана. Человека, который накануне вечером впустил в свою жизнь совершенно незнакомую женщину. И, отдав ей самое драгоценное из того, что осталось, позволил быть важным героем в своей новой истории.
Надолго ли?
Этим вопросом и задается Том по пути обратно в отель.
Завернувшись в кокон одеяла, Тина Риччи сонно косится на приоткрытую дверь спальни.
Том чуть-чуть не успел проскользнуть в комнату незамеченным.
— Прости. Не хотел будить тебя.
Она с трудом произносит в ответ:
— Эхмммм… привет. Я думала, ты ушел.
Том осторожно подходит к кровати.
— А разве я должен был уйти?
— Нет, не должен, — говорит Тина и тут же поправляется: — Если, конечно, сам не хочешь этого.
— Не хочу.
— Тогда давай обратно, — хлопает она по остывшей половине кровати. — Покажу тебе, что на самом деле значит «заутреня».
Том протягивает коричневый бумажный пакет.
— Я кофе купил с круассанами. Моя скромная благодарность за вчерашний обед.
— Здорово! — Поправив подушки, Тина садится. — Но учти, я очень сильно голодна. Вчера мы пропустили ужин и потратили уйму калорий. Потребуется гораздо больше того, что у тебя в пакетике.
— Заметано.
Достав стаканчики с кофе, Том разрывает пакет с круассанами и раскладывает бумажную салфетку, чтобы не накрошить на постель. По лицу сразу видно, что ему неловко и что он хочет перевести разговор на тему вчерашней ночи.
— Слушай, — смущенно произносит он, — я в этом деле совсем еще новичок. Прости, если говорю всякие глупости… Или, наоборот, не говорю того, что надо.
Приняв стаканчик с кофе, Тина успокаивает его:
— Том, правил нет. Говори что хочешь. Что в голову приходит.
Однако прямо сейчас сказать то, что пришло в голову, ой как непросто.
— Ладно, тогда помоги. Скажи, что ты чувствуешь? По-твоему, что между нами?
— Ты милый, — отвечает Тина и, чуть помолчав, добавляет: — И особенный. Не потому, что ты был священником, а вчера мы с тобой трахнулись… — Сказав так, Тина спешит поправиться: — Прости! Я не то имела в виду. Не трахнулись, а… — Теперь ей самой неловко. — Ты особенный, потому что хороший. Честный. Классный. Думаю, будет здорово узнать тебя поближе, узнать по-настоящему.
— Спасибо. Надеюсь, время у нас на это будет.
— А ты? — проказливо спрашивает Тина. — Так просто от ответа не уйдешь. Что ты чувствуешь?
В окно светит солнце. С улицы доносятся голоса и смех венецианцев. Мир кажется совершенным.
— Полноту, — отвечает наконец Том. — Благодаря тебе я чувствую себя невероятно цельным.
Священная роща, Атманта
Тетия вытаскивает мужа из огня.
Лицо Тевкра сильно обожжено, и Тетия боится, как бы он не утратил зрение. Убрав с лица супруга мелкие горящие угольки, она выводит его из рощи, зовя на помощь.
Навстречу, вниз по холму бежит отец Тевкра, Венси.
— Что? Что случилось?!
Колени у Тетии подгибаются от тяжести мужниного тела. С большим трудом она объясняет:
— Он… упал в священный костер… мы творили прорицание… для магистрата Песны. Посмотри, что у Тевкра с глазами!
Наклонившись к лицу сына, Венси видит у него на щеках, в глазницах и на веках страшные ожоги.
— Тевкр, ты поправишься. Я помогу.
Подхватив сына на руки, он несет его, словно малое дитя, ссадившее коленку.
Совсем недалеко от рощи дом Латурзы-целителя. Старик как раз стоит у двери хижины, попивая вино и наблюдая, что творится вокруг. Заметив Тетию и Венси с Тевкром на руках, он велит:
— Несите его в дальний конец дома. Уложите близ очага.
Пригнув голову, Венси вносит сына в хижину. Тетия входит следом. Никто не знает точно, сколько Латурзе лет, однако ходит слух, будто за исключительные способности к целительству боги продлили срок пребывания лекаря в земной юдоли.
Беззубый старик еще не достиг ложа, на которое уложили Тевкра, а уже отрывисто командует: