— Довольно! — Венси оборачивается к Ларсу. — Мой сын еще не оправился. Травы целителя одурманили его.
— Мой разум чист, отец, — возражает Тевкр и открывает глаза.
В молчании все наклоняются к нему. Тетия уже все поняла. Как и мать Тевкра.
— Вы все молчите, а значит, поняли: я не вижу. И не прозрею никогда.
Латурза подносит свечу поближе к лицу авгура, и тот вздрагивает:
— Латурза, прошу, убери свечу, не то подпалишь меня. Я, может, и не вижу ее света, но жар-то чувствую!
Лекарь отступает.
Тевкр делает призывный жест рукой.
— Ну, незнакомец — тот, что умеет больно стиснуть руку, — я знаю, ты прибыл не просто как гонец. Помоги мне встать и отвези к магистрату Песне, чтобы я мог с ним потолковать. Есть срочный разговор.
Венеция
Мария Карвальо, сорокадвухлетняя жена майора карабинеров, уже спит, когда муж наконец возвращается домой. Сестра помогла ей улечься в постель.
У Марии множественный склероз. Страшный диагноз ей поставили одиннадцать лет назад, утром среды: доктор объяснил, почему дрожат руки, нарушена координация и мутится в глазах.
Из-за болезни жены Вито и оставил работу в Милане.
Успешному специалисту убойного отдела предложили повышение, но он отказался, предпочтя задворки Венеции. Марии настоящую причину переезда не назвал, сказав, что в кадрах сокращения перестановки и ему просто не повезло. А на новом месте можно все начать сначала.
Работа и Мария — две важнейшие вещи в жизни Вито, однако работа стоит совсем не на первом месте. И он ни секунды не сожалеет, что покинул Милан.
А сегодня Вито чувствует себя старой развалиной.
Изувеченный труп пятнадцатилетней девушки.
Убийца на свободе.
Вито и без того тяжело, но гибель коллеги, которого он лично наставлял и считал сыном… Нет, это уж слишком.
Он открывает сервант в дешевой стенке из тикового дерева, оставшейся от предыдущих хозяев квартиры, и достает бутылку бренди и бокал. Вот его друзья на сегодняшний вечер. С ними он давненько знаком.
Вито делает большой глоток веккьо семьдесят шестого года. Смакует огненный напиток и проглатывает, обжигая желудок, будто лавой.
Квартира небольшая. В зале тихо, и печаль как будто усиливает каждый звук. Громко тикают часы на каминной полке. От того, как мелко ворочается в постели Мария, доски пола стонут и скрипят. Когда Вито глотает, слышится, будто вода уходит в воронку.
Отставив бокал в сторону, Вито упирает взгляд в потолок. Пытается не вспоминать лиц родителей Антонио в момент, когда он сообщил им трагическую новость. Пытается забыть, как Валентина крепилась и старалась быть храброй в присутствии шефа.
Постепенно алкоголь берет свое, и Вито расслабляется. Он бы так и уснул, прикорнув за столом, если бы не звонок на сотовый.
Вито как можно скорее отвечает, чтобы трель мобильника не разбудила Марию.
— Pronto. [25]
Звонит Нунчио ди Альберто, молодой офицер, который сегодня дежурит в ночную смену в диспетчерской. Выслушав новости, Вито моментально трезвеет.
Час от часу не легче.
— Уверен? Не ошибся? — переспрашивает Вито дежурного.
Нунчио заверяет майора, что ошибки быть не может.
— Я несколько раз звонил лейтенанту Морасси, но она не берет трубку.
— Больше не тревожь ее. Утром введем в курс дела.
Вито смотрит на часы. Полночь. Рабочий день, который, по идее, закончился, лишь только начинается.
Дом магистрата, Атманта
Гигантская карта, которую Песна разложил на полу, нарисована на полотне. Магистрат, как и многие этруски, любит намеренно выделять отличия от традиций греческих: это у греков письма излагаются на папирусе, а потом хранятся в свитках. Он же, Песна, и прочие нобили Этрурии предпочитают складывать готовые тексты. Этруски даже пишут справа налево, не то что греки. И Песна уверен: к концу его жизни ни один грек не сумеет прочесть этрусский текст.
По одну руку от Песны расположился Кэл — свежий, отдохнувший и расслабленный после ванны и соития с иноземными наложницами. По другую руку от магистрата стоит Кави — напряженный и сосредоточенный.
Купец проводит пальцем по карте, показывая обширные пустынные земли к востоку от Атманты, проходящие через северную оконечность Адриатики.
— Эти болота — от сих до сих — теперь твои. Как ты и просил, мы осмотрели местность, и там не живет ни один известный народ.
Кави отрывает взгляд от карты.
— Значит, живет неизвестный?
— Больше нет. — По лицу Кэла видно, что он имеет в виду. — Земли теперь принадлежат Песне.
— А что здесь? — спрашивает магистрат, обведя пальцем россыпь островов близ новообретенных земель.
— Эти острова захватывать смысла нет, — отвечает Кэл. — Там столь сыро, что застроить их не получится.
Песна догадывается, что купец поведал не все. Магистрат с сомнением смотрит на друга, и тот, запрокинув голову, признается:
— Да, да, близко я не подплывал, побоялся сесть на мель. Но говорят, острова необитаемы и живут на них разве что сумасбродные рыбаки. Едят они, понятное дело, только рыбу и вроде даже собственных детей.
Кави поднимает кубок с вином.
— Их, дикарей, можно будет покорить после, без особых усилий. Отпразднуем же! Песна, вот ты и получил земли под новый город. Этот момент войдет в историю.
Все трое чокаются и выпивают.
Магистрат отходит к длинному столу, на котором выстроилось еще больше кувшинов с вином.
— Сложи карту, Кави. Присядем у окна и обсудим предстоящее собрание нобилей.
Заново наполнив кубки, Кэл и Кави усаживаются на подушках в небольшом углублении в полу. Песна и сам, обернув мантию вокруг ног, устраивается поудобнее.
— Цель наша проста, — говорит он. — Надо убедиться, что вожди городов отойдут в сторону, приняв меня, но не как равного себе, а как своего будущего лидера. Человека, который откроет перед ними такие горизонты, о каких они и помыслить не могли…
Кэл накрывает его руку своей.
— А еще богатства, каких даже самые жадные из нобилей представить не могут.
Песна кивает.
— Вот именно. И если не рассчитывать на страх и силу — ведь мы не имеем сильной армии, — то остается всего два пути, как можно управлять знатью: через их страсть и кошельки. Освятив храм, мы, перед тем как усладить желудки и кутасы нобилей, отведем наших гостей в серебряные шахты и там осыплем дарами. Пока мы здесь толкуем, мои мастера трудятся. Ну и после заручимся поддержкой — и рабочей силой — для постройки городов к востоку от реки По.