Левая рука ноет от боли, особенно в запястье. Поначалу Том решает, что это из-за пластиковых ремней, но, взглянув на предплечье, видит дорожку от уколов.
Точно, ему же кололи снотворное, а еще из вен брали кровь. Страшно подумать, для чего именно.
Том медленно подгребает к огромным дверям. Заперты.
Подогнав лодку к поросшему травой берегу, он сжимает единственное оружие — прут из оконной решетки — и соскальзывает в холодную воду. Чувствует себя Том очень неуютно, когда ноги касаются наконец илистого дна.
По ноздри в воде Том пробирается вплотную к дверям и ощупывает их, ищет нижний край. А найдя, набирает в легкие побольше воздуха и ныряет. Всплывать не торопится. Поднимается из-под воды медленно, так что темная поверхность почти не рябит. Ничего не видно. Грязная вода из лагуны жжет глаза и закрывает их непрозрачной поволокой.
Но вот зрение проясняется. Повсюду в сарае горят черные свечи, будто звезды в ночном небе. Справа от себя Том видит черную гондолу. Она одновременно и похожа, и нет на ту, что обнаружила Валентина у Фабианелли. Эта гондола старше, и кабинка у нее не столь крупная. А за лодкой тянется двухъярусный настил.
Грубые доски нижнего яруса сколочены и здорово напоминают стол мясника.
За ним первосвященник в серебряной маске во все лицо. Точно такие же скрывают лица двух служек по бокам от жреца.
Нырнув, Том подплывает к носу гондолы. Оказавшись на поверхности, он уже видит и слышит куда больше:
— Я буду спускаться до алтарей в аду.
За спиной у жреца перевернутый крест, а его служки — вовсе не служки. Судя по пышности мантий, это дьякон и диакониса.
— К Сатане, жизни дарителю.
Первосвященник начинает окуривать дымом ядовитых трав алтарь и обнаженное тело на нем. Это Тина.
Том знает: жрец окурит алтарь и жертву три раза, а после… Прольется кровь. И жертва умрет.
— Дай нам этот день нашего экстаза.
Скользнув за гондолу, Том пытается вылезти на настил. Мокрая одежда тянет ко дну, а доски оказались выше, чем Том рассчитывал. Трудновато будет вылезти бесшумно. Сначала Том кладет на доски прут, затем подтягивается сам. В какой-то момент кажется, что руки не выдержат и Том свалится в воду, обнаружив себя.
Но он находит силы и, удержавшись, осторожно перекатывается на настил.
Затем тихо и неподвижно, словно статуя, выжидает, пока стечет с одежды вода.
— И предай нас Злу и Искушению.
Первосвященник откладывает кадило и принимает у дьякона серебряный поднос.
На подносе — две блестящие серебряные таблички.
«Врата судьбы». Те самые, о которых рассказывал Альфи. Увидев наконец их воочию, Том не верит глазам.
Где же третья табличка?
Первые две укладывают на тело жертвы: одну на грудь, вторую — чуть выше вагины. Сейчас Тину используют как человеческий алтарь, и жрец изнасилует ее в качестве подношения. Дьякон за спиной у первосвященника поднимает серебряный кубок, наполненный, судя по всему, кровью. Запястье у Тома зудит — тело вспоминает потерю.
В поле зрения возвращается диакониса. Она целует и поднимает над головой третью табличку.
Должно быть, Том пошевелился и как-то выдал себя, потому что в следующий миг сектанты оборачиваются к нему.
Диакониса бросается на Тома, вытянув вперед руки и целя ногтями в глаза. Том легко отбивается от нее. Сатанистка падает в воду, табличка — на пол. Тогда дьякон хватает церемониальный нож странной формы. Похожий на плотницкий или скорее на скульпторский.
Следя за дьяконом, Том берется за прут обеими руками и становится в стойку. Ждет броска. И когда дьякон бьет, Том перешибает ему запястье и колено. Сатанист, заскулив, падает, и Том обходит его. Гремит гром. Откуда рокочет — понять невозможно. Том лишь содрогается всем телом.
В руке у первосвященника пистолет. У ствола вьется дымок. И жрец, сразу видно, ждет, пока Том свалится. Подстрелили. В Тома попали, однако боли он не чувствует. Смотрит себе под ноги и видит капли крови. Боль все еще не пришла.
Хотя нет, вот она. Яростно жжет и кусает. Пуля попала в левую руку, пройдя сквозь подушечку мышц между большим и указательным пальцами.
Жрец еще раз стреляет. Пуля свистит у виска слева, и Том бросается на сектанта. Бьет прутом по ребрам, но сатанист перехватывает железку и отшвыривает Тома.
Потеряв равновесие — и оружие, — Том падает. Жрец опускает ему на голову прут. Металл задевает алтарь и лишь потом — вскользь — череп Тома.
Звучит третий выстрел. Четвертый.
Том еще не оправился от удара, как рядом падает тело первосвященника. Его самого подстрелили, дважды: точно между глаз и в сердце.
Валентина Морасси опускает оружие, а Том на нетвердых ногах кидается к Тине.
Она без сознания. Накачана снотворным.
В следующие несколько мгновений сарай наполняется солдатами. Том все еще гладит Тину по щекам, когда его просит отойти в сторону парамедик. И пока врач проверяет пульс девушки и дыхание, карабинеры снимают маску с дьякона и заковывают его в наручники. Это мелкий бизнесмен с материка, Валентина узнала его.
Пряча пистолет в кобуру, девушка-лейтенант подходит к Тому.
— Я же велела вам оставаться в той роще.
— Хороший совет, — едва заметно улыбается Том. — Надо было принять его.
Карабинеры поднимают Тину с алтаря и выносят из сарая.
— Она поправится? — говорит Том.
— Не знаю, — отвечает Валентина. — У нас на лодках хорошее оборудование, так что помощь Тине окажут быстро.
Том смотрит, как из раны на руке капает кровь.
— Знаете, это еще не все, — предупреждает он Валентину и кивает на мертвого первосвященника. — Кем бы ни был жрец, он лишь часть большой аферы. Ларс Бэйл затеял нечто масштабное.
— Да знаю я, кто он. Дино Анчелотти, адвокат Фабианелли. — Валентина кивает на раненую руку Тома. — Надо вас заштопать.
Том уже сообразил храбрый ответ, но в это время два карабинера проводят мимо диаконису.
— Подождите! — кричит Валентина. — Хочу поговорить с этой ведьмой.
Тюрьма Сан-Квентин, Калифорния
Во всем крыле смертников Ларс Бэйл видел только стены своей камеры (восемь на восемь футов) и гнусную морду охранника, который подрабатывает сверхурочно, следя за Бэйлом круглые сутки, семь дней в неделю.
Вне поля зрения Бэйла еще пятнадцать камер, включая саму камеру смерти, а в ней — помещение, куда отнесут труп, комната для прессы, персонала и две для свидетелей: одна для тех, кто со стороны жертв, и вторая для родственников и знакомых смертника.