В течение следующего часа распределение ролей между двумя заключенными в корне изменилось. Сам не сознавая того, Барабанщик из ведущего превратился в ведомого.
Заключенный А продолжал бесконечно менять темп и громкость звука, пока не убедился в том, что теперь именно он задает ритмический рисунок, а сосед лишь следует ему. С чрезвычайной осторожностью он начал снижать темп – но не сразу, время от времени слегка ускоряясь, используя пассажи, которым научился у Барабанщика. С каждым разом ритм все более замедлялся, пока не стал совсем сонным, обволакивающим, как черная патока.
Наконец А остановился. Заключенный из соседней камеры сделал несколько осторожных одиночных ударов и тоже замолчал. Последовала долгая тишина, потом из сорок пятой камеры раздался задыхающийся хриплый голос:
– Кто вы?
– Меня зовут Алоиз Пендергаст, – послышался ответ. – И мне очень приятно с вами познакомиться.
Час спустя все еще стояла блаженная тишина. Пендергаст лежал на койке с закрытыми глазами, но не спал. В какой-то момент он поднял веки и вгляделся в слабо светящийся циферблат наручных часов – единственную личную вещь, которую позволялось иметь заключенным. Без двух минут четыре. Он подождал еще немного, теперь уже с открытыми глазами. Ровно в четыре на дальней стене появилась яркая зеленая точка. Попрыгав немного, она наконец замерла. Пендергаст знал, что это всего лишь луч, выпущенный очень дорогой лазерной ручкой и нацеленный в его окно из укромного места за территорией тюрьмы.
Перестав дрожать, свет замигал: это было приветствие, передаваемое простым монофоническим шифром и для удобства предельно сжатое. Приветствие было передано четыре раза – для верности. Затем последовали недолгая пауза и, наконец, само сообщение.
Сообщение принято.
Продолжаем анализировать оптимальные маршруты выхода.
Вы можете потребовать изменения места слушания дела.
Сообщим свое мнение, как только представится возможность.
Вам будут заданы вопросы – ответы передайте обычным способом.
Сообщите график прогулок заключенных.
Раздобудьте образцы формы охранников – брюк и рубашек.
Далее следовало несколько вопросов – некоторые из них показались Пендергасту странными или слишком прямыми. Он не сделал попытки их записать, целиком полагаясь на свою память. Последний вопрос поверг его в недоумение:
Вы готовы пойти на убийство?
На этом зеленая точка пропала. Пендергаст сел на койке и, пошарив рукой под матрасом, вытащил из-под него обрывок грубого потертого холста и ломтик лимона, оставшийся от ужина. Сняв один ботинок, он поднес его к раковине, включил воду, капнул несколько капель в пустую мыльницу, затем выжал в нее лимон. Намочив ботинок, он начал куском холста счищать с него обувной крем. Вскоре жидкость в эмалированной мыльнице приобрела достаточно темный цвет. Пендергаст замер в темноте, прислушиваясь, затем приподнял матрас, оторвал от простыни длинную полоску и разложил ее на краю раковины. Вытащив из ботинка шнурок, обмакнул его предусмотрительно расплющенный и отточенный конец в самодельные чернила и начал писать мелким аккуратным почерком, оставляя на ткани едва заметные цепочки слов.
Без четверти пять Пендергаст закончил писать и положил ткань на батарею. Он держал ее там достаточно долго, чтобы текст как следует просох, потом начал сворачивать. Внезапно он остановился и добавил к написанному еще одну строчку: «Продолжайте пристально следить за Констанс. А вы, мой дорогой Винсент, не унывайте».
Подержав «письмо» на батарее, он туго скатал его и опустил в канализационное отверстие. Затем набрал в мусорное ведро воды из-под крана и вылил туда же, повторив эту процедуру не менее десяти раз.
До подъема оставался всего час. Пендергаст лег на койку, сложил руки на груди и моментально заснул.
Мэри Джонсон распахнула огромную дверь, ведущую в Египетскую галерею, и, переступив порог, пошарила по холодной мраморной стене в поисках выключателей. Она знала, что в последнее время работа здесь продолжалась допоздна, но к шести утра обычно все уходили домой. В ее обязанности входило отпирать двери для нанятых музеем специалистов, включать освещение и следить за порядком.
Нащупав коммутационный блок, она поочередно нажала на выключатели пухлым указательным пальцем, и ожившие старинные стеклянные и бронзовые светильники залили ярким светом еще не полностью отремонтированный зал. Уперев кулаки в крутые бедра, Мэри на минуту остановилась и окинула взглядом помещение, проверяя, все ли в порядке, после чего направилась дальше. Тихонько напевая старую мелодию в стиле диско, она крутила на пальце связку ключей, и ее огромная задница покачивалась в такт шагам. Звяканье ключей, стук каблуков и фальшивое пение эхом разносились по просторному залу, создавая привычный звуковой фон – своего рода защитный кокон, которым она обзавелась за тридцать лет ночных дежурств в Нью-Йоркском музее естественной истории.
Войдя в пристройку, Мэри и здесь включила свет, пересекла гулкое пустое пространство и приложила магнитную карточку к двери, ведущей в гробницу Сенефа. Замок, последнее слово электронных охранных технологий, щелкнул, и дверь с тихим жужжанием открылась, явив взгляду просторную усыпальницу. Мэри нахмурилась: в это время гробница должна быть еще погружена в темноту, однако сейчас, несмотря на ранний час, она оказалась ярко освещенной.
«Чертовы электрики не выключили свет!» – подумала Мэри. Еще немного постояв в дверях, она тряхнула головой и поморщилась, недовольная собственной нерешительностью. В последнее время некоторые охранники, особенно те, у кого имелись родственники, работавшие в музее в тридцатые годы, начали шушукаться, что гробница якобы проклята и ее открытие – большая ошибка. «Не зря же в свое время ее замуровали», – говорили они. Но разве есть хоть одна египетская гробница, над которой не тяготело бы проклятие? Мэри Джонсон всегда гордилась собственной практичностью и умением быстро принимать решения. «Скажите, что нужно делать, и я сделаю это без нытья и отговорок» – таков был ее девиз.
Проклята! Черт, и придет же такое в голову! Тяжело дыша, Мэри стала спускаться по широким каменным лестницам. «Надо жить, надо жить», – напевала она себе под нос, и ее голос гулко отдавался в замкнутом пространстве.
Подойдя к колодцу, она ступила на мостик, и тот задрожал под ее огромным весом. Преодолев хлипкий настил, Мэри вошла в следующий зал. Идиоты компьютерщики везде понаставили столы с оборудованием, и ей приходилось проявлять чрезвычайную осторожность, чтобы не наступить на змеившиеся по полу кабели. Джонсон неодобрительно посмотрела на промасленные коробки из-под пиццы, небрежно брошенные на один из столов, на пустые банки из-под кока-колы и валявшиеся повсюду обертки от шоколадных батончиков. Уборщики появятся только в семь, но это не ее проблема.
За три десятка лет, проработанных в музее, Мэри Джонсон повидала всякое. Она помнила не только как приходили и уходили сотрудники. На ее памяти произошли так называемые музейные убийства и убийства в подземных помещениях. Можно упомянуть еще исчезновение доктора Фрока и убийство мистера Пака, а также покушение на убийство Марго Грин. Музей естественной истории был крупнейшим в мире, и работать в нем по ряду причин оказалось нелегко. Однако платили здесь хорошо, да и отпуск был вполне приличный. Опять же престиж…