Провинция Гильменд, Афганистан.
Шестью днями раньше
Себастьян Голь произнес в свой телефон:
— Линия?
— Чисто, — ответствовал голос, давая понять, что на обоих концах линии включен скремблер.
— Я слышал, вы пытались мне дозвониться. Что за беда на этот раз?
— Я звоню вам уже несколько дней, — голос принадлежал мужчине, американцу, разговаривавшему с южным акцентом. — Дело касается склада в порту.
— Я так и думал. Они его уже взяли?
— Да, точно так, как вы предсказывали. Полный разгром, тотальные потери. — Американец рассказал Голлю о силовой операции, зачитывая выдержки из официальных отчетов, составленных агентами. Службу внутренней безопасности он называл «Большое „Г“».
Голь улыбнулся, однако придал своему голосу серьезную обеспокоенность.
— А вы уверены, что уничтожен весь отряд? Все они погибли?
— В рапортах силовиков сказано, что некоторых убили во время рейда, остальные умерли, если верить заявлениям, в результате самоубийства «посредством лекарственных препаратов». Допрашивать было некого. Ни один из них не отправился на залив Гуантанамо для дружеской беседы.
— А наш объект? Что стало с ним?
— Убит на месте.
— Убит? — переспросил Голь, вкладывая во фразу оттенок вполне оправданного сомнения.
Это не укрылось от американца, который поколебался, прежде чем рассказывать дальше.
— Один из балтиморских копов его подстрелил. Его отвезли в местную больницу, признали мертвым по прибытии. Мне сказали, что он лежит где-то, замороженный.
Голь поразмыслил над его словами. Если объект находится где-то на полке в морге, план идет под откос. Объект был заражен вирусом Сейф аль-Дин третьего поколения, Мечом Веры. Не должен он просто валяться без дела неизвестно где. Однако Голь серьезно сомневался, что это так.
— Выясните наверняка.
— Этим занимается мой лучший сотрудник, скоро все будет известно точно.
— А что с остальными двумя партиями товара?
— Они вывезены в грузовиках за день до того, как явились федералы.
— Вы сделали все, что было запланировано?
— В точности. Они благополучно проследили путь одной машины, как мы и хотели, и потеряли вторую. Операция прошла идеально. В данный момент они исследуют главную улику, ведут поиски через спутники и термальное сканирование с вертолетов. Однако никто не суется внутрь из-за общего приказа сидеть и ждать.
— Кем отданного?
Американец откашлялся.
— «Чокнутой командой».
«Чокнутая команда» в их личном шифре означала ОВН.
— Замечательно.
— Рад, что вы так считаете, — сказал американец, — однако мне кажется, вы затеяли игру с огнем.
— Вам не хватает капельки веры, — упрекнул Голь.
— Веры, конечно же! Как мы собираемся эвакуировать улику, вот в чем вопрос! Пусть «чокнутые» пока только наблюдают, но в любую секунду может прийти приказ выступать, и сомневаюсь, что мне удастся удержать их от…
Голь перебил его:
— Я вас об этом и не прошу. Просто сидите тихо, навострите глаза и уши. Следующие три-четыре дня я буду в пределах досягаемости. Тем временем переправьте все, включая официальные рапорты о штурме склада, на мой электронный адрес.
Он отодвинул полог палатки и оглядел скалы и песок, редкие пучки травы и низкорослые чахлые финиковые пальмы. Эта часть Афганистана всегда была пустынной. Затем его взгляд привлекли движущиеся точки, он увидел трех людей, которые направлялись в его сторону от небольшой пещеры в центре долины: женщина с двумя вооруженными до зубов охранниками по бокам. Амира — она идет, чтобы отвести его в лабораторию. У него перехватило дыхание, а когда он выдохнул, в груди стало жарко.
— Но теперь слишком поздно, чтобы эвакуировать персонал… — говорил американец.
— Неужели вас так сильно беспокоит их благополучие?
Американец засмеялся.
— Да, верно. Я думаю о том, что «Чокнутая команда» сможет сделать с тем, что там найдет.
— Они сделают ровно то, чего мы от них хотим. — Он хотел сказать «чего хочу я», однако решил кинуть американцу кость. — Постоянно отсылайте мне отчеты. Если не сможете связаться со мной, удостоверьтесь, что мой помощник регулярно получает свежую информацию.
Американец издал неприличный звук. Между ним и Тойзом не было особой любви.
— Вы уверены, что это дерьмо будет работать?
— Будет работать? — легким эхом отозвался Голь, наблюдая, как Амира приближается к нему. Стремительная, немного нервная походка выдавала ее возбуждение. Он знал, отчего она может так взволноваться. — Да оно уже работает.
Он сложил телефон и опустил его в карман.
Балтимор, Мэриленд.
Суббота, 27 июня, 18.19
— Офис доктора Санчеса.
— Китти? Это Джо. Руди занят?
— О, он взял выходной. Кажется, поехал в спортзал…
— Спасибо. — Я отключился и большим пальцем набрал номер клуба «Голд» на Прэтт-стрит. Там Руди позвали к телефону.
— Джо, — произнес он в трубку. Руди разговаривает как Рауль Хулия в фильме «Семейка Аддамс». — А я думал, ты в Оушен-Сити. Что-то ты там говорил по поводу загара, бесконечного потока бикини и упаковки «Короны»? Разве не так выглядел великий план?
— Планы меняются. Слушай, ты не занят?
— Когда?
— Да прямо сейчас.
Короткая пауза, пока он переключал скорости.
— Ты в порядке?
— Не вполне.
Он снова переключился, на этот раз с озабоченности на тревогу.
— Это связано с тем, что произошло на складе?
— Некоторым образом.
— Ты ощущаешь себя подавленным или…
— Кончай нести чушь, Руди, мы не на сеансе.
Он понял. Еще задолго до первой попытки самоубийства Хелен я время от времени искал у него прибежища.
И при этом Руди оставался моим другом. Сейчас я нуждался прежде всего в дружеском участии, но и смекалка Санчеса мне тоже бы пригодилась.
— Одевайся и выходи. Я подъеду через пять минут.
Я познакомился с Руди Санчесом десять лет назад, когда он жил в Синае. Он начал работать с Хелен после того, как она в первый раз увидела пауков, ползающих по стенам. Теперь мы оба разными способами выживали после ее самоубийства. Поскольку были причастны к нему и поэтому нуждались друг в друге. До сих пор ни один из пациентов Руди не сводил счеты с жизнью, и он переживал гибель Хелен очень тяжело. Существует профессиональная беспристрастность, но есть и элементарная, человечность. К тому же он, как мне кажется, был рожден для своей профессии. Руди умел слушать и обладал глубокой интуицией. Все, кто приходил к нему, обретали надежду. А лучше сказать — крышу над головой…