— Что?
— Есть и другие покровители, недовольные тобой.
— За этим стоит Лоренцо, — ровно сказал Леонардо.
— Это не важно.
— Согласись, что это так.
— Вся Флоренция знает, что он ненавидит тебя. Что ты ему сделал, Леонардо? Он ведь тебя любил.
Леонардо только покачал головой.
— Ты был слишком занят своими машинами, чтобы замечать, что творится вокруг.
— Но мои машины покупают! Это было бы невозможно, сожми Лоренцо кулак… окончательно.
— Покупают. Но кто? Враги Медичи? Ты слеп, Леонардо.
Леонардо смотрел на свои руки, и они казались ему руками того старика, которого он вскрывал, — холодными мертвыми придатками, кое-как привязанными к запястьям. Они онемели, их покалывало, словно сердце забыло на время гнать кровь в его конечности.
— Зачем ты унижал меня? — спросил он у Андреа.
— Ты о чем?
— Перед тем как объявить, что меня заменит Перуджино, зачем ты унижал меня всей этой чушью о том, что я, мол, не работаю над распрекрасным монаховым алтарем?
— Я был зол. Мне не хотелось просить Перуджино.
— Ах, ну да, я должен был понять, — с сарказмом сказал Леонардо. — Теперь все ясно.
— Я был зол не на тебя, Леонардо. На себя. Но обратил эту злость против тебя.
Леонардо промолчал.
— Потому что я трус. Мне бы надо было встать против всех, кто клевещет на тебя.
— И против Великолепного? — Голос Леонардо смягчился. — Нет, маэстро, ты не трус. Тебе надо думать о семье и других учениках. Будь я на твоем месте, мне пришлось бы поступить так же.
— Спасибо, — сказал Андреа. — Ты мне как сын, а я… да какой из меня отец, ничем не лучше твоего. — Тут он вспыхнул. — Ох, прости! Я не хотел говорить такого. Синьор Пьеро да Винчи мой друг. Я и представить не могу…
Тут они посмотрели друг на друга и оба рассмеялись. Никколо, слегка ошалевший, тоже улыбнулся.
— Что ты станешь делать, Леонардо? — спросил Андреа.
— Поищу дом.
— И правильно. Тебе давно пора иметь собственную мастерскую.
— Художнику, который не получает заказов, мастерская ни к чему.
— Удача еще вернется к тебе. Ты слишком хороший художник, чтобы долго сидеть без заказов. А покуда продавай эти свои бестолковые машины.
— Сторонникам Пацци?
Андреа пожал плечами:
— Быть может, я сумею заинтересовать твоими талантами венецианцев.
— Быть может, — согласился Леонардо.
Наступило горькое молчание.
— Леонардо, а как же я? — спросил Никколо, торопясь развеять неловкость мгновения.
— Андреа?.. — спросил Леонардо.
— Это решать только маэстро Тосканелли, — проговорил Верроккьо.
Никколо кивнул и уставился в пол, словно хотел взглядом прожечь в нем дырку.
Тот, кто понимает взаимосвязи между частями вселенной, поистине мудр; он может получать пользу от высших созданий посредством звуков, вибраций и форм, уловляя дух того, кто вдали.
Синезий. О снах
…Вот что: «Или не зришь ты слепящего света, что исходит из гробницы Пророка?»
Лодовико ди Вартема. Путешествия
Леонардо переехал в тесный неприглядный домишко, который подыскал ему Зороастро. Дряхлые красные кирпичи были мягкими и крошились; скорее всего, они остались от разрушенной башни, срытой для «большей общественной безопасности», когда в 1250 году народ взял под контроль Синьорию. Старые укрепленные башни были некогда средоточием непримиримой вражды между партиями гвельфов и гибеллинов [47] .
Плата оказалась на удивление низкой, да иной она и быть не могла при таком состоянии дома. Зато комнаты с высокими потолками, словно в утешение, хорошо держали свет, а из окон хоть немного, но была видна Арно. Такова была новая мастерская Леонардо, где он собирался создавать предмет своей гордости — механические чудеса.
По случайному совпадению дом стоял близ Понте Веккио.
Бывший учитель Леонардо будет его соседом.
Никколо вместе с Зороастро каждый день навещал маэстро Паоло дель Поццо Тосканелли. Зороастро обожал влиятельных знакомых, а мастерская Тосканелли была салоном для художников, путешественников, известных ученых и нового поколения интеллектуалов, что восставало против приверженцев старой науки.
— Тебя приглашают, — сообщил Зороастро, без стука входя в мастерскую Леонардо.
За ним, не переступая порога, стоял Никколо.
Леонардо сидел перед холстом и писал, точно во сне. Захваченный врасплох, он вздрогнул, и его кисть скользнула, смазывая черты сурового изможденного лица святого Иеронима. В этом полотне отразились вся горечь Леонардо и его желание уйти от мира. Он писал святого со старика, которого вскрывал в больнице: впалая грудь, жилистые плечи, тонкая шея, впалые щеки. У ног страдающего святого лежал рычащий лев. Мука и жертвенность.
То был вопль его скорби.
— Значит, ты все же решил снова взяться за кисть. — Зороастро скользнул по картине пренебрежительным взглядом. — Но после твоих прелестных Мадонн я никак не ожидал такого. Это заказ?
Зороастро был щегольски разряжен в пестрые шелка.
Леонардо вспыхнул, будто с него сорвали маску.
— Почему ты врываешься ко мне, даже не постучав? — холодно спросил он. — И кто это меня приглашает?
— Это не совсем приглашение, Леонардо, — сказал Никколо. — Маэстро добрый доктор справлялся о тебе. — Только любимцам Тосканелли было позволено называть его этим прозвищем. — В конце концов, ты все эти недели пренебрегал им.
— Пренебрегать маэстро невозможно, — сказал Леонардо. — Он все время находится в обществе.
— Тем не менее он жаждет твоего, — сказал Зороастро.
— А я не готов ко встрече с обществом. Будь я там, мне не потребовались бы твои услуги, чтобы продавать мои изобретения. И ты не наживался бы на мне и не носил бы этих богатых и безвкусных одеяний.
Зороастро как будто вовсе не был задет. Он поклонился и сказал:
— Но если бы я не был к твоим услугам, о чем ты говоришь так презрительно, у тебя не было бы ни этого прекрасного дома, в коем ты работаешь, ни собственных учеников, ни денег, ни поварихи.
Леонардо улыбнулся и покачал головой.
— Вот видишь? — спросил Зороастро. — Я прав. Так что снимай свой халат и одевайся, потому что у маэстро Тосканелли гость, который хочет тебя видеть.