Я вымылась под душем, а потом перерыла стопку своих купальных принадлежностей и вытащила из нее кое-что совсем уж миниатюрное. Сойдет. Джаред просто обомлеет. Интересно, что купальник был сплошной, но предельно открытый, с драматическими вырезами — почти как бикини. Ярко-розовая ткань удерживалась вокруг бедер двумя золотыми колечками, а бретелька была всего одна — она надевалась на одно плечо, тогда как другое оставалось обнаженным. Я стояла у двери в развязной позе — рука на бедре — и ждала, как отреагирует Джаред.
Он упорно не поворачивался.
— Стоит ли мне поинтересоваться, что ты затеяла? — спросил он, почуяв мой бесовский настрой.
— Почему бы тебе не повернуться и не узнать все самому?
Джаред медленно обернулся. В тот момент, когда я оказалась в поле зрения, брови моего любимого поползли вверх, а рот едва заметно приоткрылся. Он силился подобрать слова и лучился от удовольствия. Невинно улыбаясь, я предложила:
— Не совершить ли нам пробную вылазку на пляж?
— Ух ты! — выдохнул Джаред, медленно обводя меня взглядом.
— Джаред?
— Да?
— Пляж?
— Возьму плавки, — ответил он, резко развернулся и исчез за стволами пальм, но тут же вернулся. Все это время я тихо посмеивалась.
Джаред приближался ко мне в свободных светло-голубых шортах; настала моя очередь восхищаться.
Все утро мы играли в воде, подныривали под волны и брызгались. Через час из-за деревьев вышла Синтия. Она опустилась в шезлонг и положила на песок книгу. Потом затеяла фотографировать: океан, рыбацкие лодки, меня, нас с Джаредом. Джаред выпросил у Синтии камеру и снял нас с нею.
Вернув фотоаппарат матери, он поднял меня с песка и повел к воде.
— Ты можешь заменить мою фотографию с ночного столика на такую, где мы вместе, — сказала я, думая о черно-белом снимке при кровати Джареда.
Он улыбнулся и плеснул на меня водой:
— Я куплю еще одну рамку. А ту твою фотку я берегу.
— Почему? Это же снимок скрытой камерой, — спросила я, неодобрительно морща нос.
Джаред посмотрел на меня влюбленным взглядом:
— Некоторые фотографии из тех, что хранятся в сейфе у Синтии, делал я. И тебя снял тогда же… зачем — сам не знал. — Он взял меня за руку и притянул к себе. — В тот день я влюбился в тебя.
Я удивленно улыбнулась, а брови поползли вверх.
— Ты об этом не говорил.
— А раньше ты не просила заменить эту фотографию, — заметил Джаред, увлекая меня на глубину.
Через час он уговорил меня вернуться на пляж и позаимствовать у Синтии крем для загара; та предусмотрительно оставила его на песке, а сама вернулась в свой домик.
Я растянулась в шезлонге и взяла флакон, но он тут же перекочевал в руки Джареда, и мой заботливый друг выдавил на ладонь добрую порцию белого крема.
— Не хочу, чтобы ты упустила хоть что-нибудь, — сказал он, стараясь сдержать улыбку.
Я откинулась назад и жестом предложила Джареду приступать.
Он начал с тыльной стороны стоп и массажными движениями втирал крем в одну ногу, потом в другую. Раньше мне несколько раз делали массаж, но руки Джареда были совершенно другими: он нажимал на мою кожу ровно с той силой, с какой нужно. Когда он смазывал кожу в местах, которые не закрывал купальник, я закусила губу; пальцы Джареда тихонько пробирались и под ткань. Наконец он завершил работу над телом, и, перейдя к лицу, поцеловал меня в губы.
— С передом покончено. — Он намекал, что пора перевернуться.
Силуэт Джареда застил мне солнце, стоявшее прямо над нами; лицо любимого было темным, а вокруг головы будто светился ореол.
Я повернулась на живот, и Джаред повторил процесс, на сей раз начав с шеи. Когда он покончил с голенями, я села в шезлонге по-турецки.
— Твоя очередь.
— Мне это не нужно.
— Ты обгоришь, — предостерегла я певучим голосом.
— Я не обгораю, Нина. Даже если обгорю, мне не будет больно, а краснота пройдет за несколько секунд.
Я на мгновение задумалась, а потом поморщилась и посмотрела на воду:
— А ты можешь утонуть?
Джареда мой вопрос удивил, он округлил глаза и сказал:
— Не знаю. Никогда не пробовал.
— Но если бы ты мог утонуть… разве это не отрицало бы теорию, будто ты умрешь только вместе со мной?
— Я прекрасно плаваю, Нина. И кажется, держусь на воде лучше, чем люди, так что я склонен ответить «нет».
— Но откуда ты это знаешь?
Джаред гордо улыбнулся:
— Ребята из береговой охраны меня терпеть не могут. Я любого из них обгоню в два счета и выйду из воды таким же полным сил, как вошел.
— Когда ты тренировался с береговой охраной?
— Когда мне было четырнадцать, — небрежно ответил Джаред.
Я покачала головой, думая о том, как он разделывал под орех всех, с кем тренировался, в любых упражнениях, и как контрактники сходили с ума от злости, что их по всем статьям обходит какой-то мальчишка, раньше срока окончивший школу.
— И никто не возражал против того, что четырнадцатилетний юнец служит в армии?
— Связей у Гейба было более чем достаточно; он мог устроить любые тренировки. Не говоря уже о том, что в армии и правительстве есть несколько полу… гибридов. Они понимали, что мы должны пройти подготовку, — это облегчало задачу.
Я кивнула, подумав про себя: какие такие связи были у Гейба? И еще интересно: разве солдаты, с которыми тренировался Джаред, ни о чем не подозревали?
Джаред снова сделал большие глаза, на этот раз ему действительно стало неприятно.
— Зачем ты задаешь вопросы, ответы на которые вызывают у тебя тревогу?
— Это не тревога… просто сюрреализм какой-то, — сказала я, глядя, как блестит на солнце моя смазанная лосьоном кожа. — С тобой не случалось такого: вот ты задумаешься о себе, о своей жизни, а потом головой покачаешь — мол, это невероятно?
— Единственная невероятная вещь для меня — это то, что ты сидишь здесь и разговариваешь со мной, а я могу протянуть руку и дотронуться до тебя, — сказал Джаред и прикоснулся к моему лицу. — И что ты любишь меня. Иногда я просто не могу поверить в реальность этого.
— С этими словами Джаред поднял меня с шезлонга и перенес в пустой гамак.
Мы устроились в нем вдвоем, гамак лениво качался в тени. Я поцеловала Джареда за мочкой уха.
— У меня нет знакомых, о которых написано в Библии. Я не выздоравливаю моментально, не могу сделать всего на свете быстрее и лучше всех… Я не абсолютное совершенство.
— Для меня ты совершенство. Я способен на все эти вещи только для тебя, — сказал Джаред и покачал головой, будто считая, что мы с ним случайно поменялись ролями. — Я существую ради тебя, Нина. Жизнь этой смертной женщины настолько ценна для Создателя, что он допустил, чтобы на свете был я. Скажи, разве это не удивительно?