Дядя Ваня, продолжая держать в зубах давно потухшую цигарку, с жалостью глядел на сестру...
Поступив на работу, дядя Ваня больше общался с людьми и приносил домой слухи о долах на фронте.
Теперь у него не было прежних радужных надежд, что к весне война обязательно кончится.
- Конец войны не близок... - сказал как-то он. - Гитлеровцев не скоро осилишь. Не на жизнь, а на смерть война идет. Или мы их, или они нас...
Однажды он пришел с работы поздно, уже в сумерках, и не один. Привел с собой бородатого человека в ватнике, кирзовых сапогах, с приметной седой прядкой в смоляных волосах.
- Мой друг... - кратко представил он гостя тете Ире и навестившей их Солнышку.
Бабушка, очевидно, хорошо знала гостя.
- Где же ты, Михаил Иванович, теперь обретаешься-то? - поинтересовалась она.
- В лесу... - просто ответил гость, заставив ребят сразу навострить уши.
Дядя Ваня прервал дальнейшие бабушкины расспросы. Сразу же после ужина увел гостя на сеновал. Немного погодя он пришел за Солнышком, которая в этот вечер оставалась у бабушки ночевать.
- Нужно нам с тобой поговорить, - объяснил он и кратко бросил: - Ирина, ты тоже нужна.
Когда они вернулись в избу, Зина не слышала - спала, а когда проснулась, Михаила Ивановича в доме уже не было.
Наступила годовщина Великого Октября. По совету дяди Вани вся семья принарядилась во все лучшее.
Зина вплела в свои косички красные ленточки. На голове у Гальки тоже появился красный бант.
За обедом дядя Ваня поставил на стол бутылку, заткнутую самодельной пробкой. У кого-то достал самогонки.
- За будущую нашу победу! - негромко произнес он, подняв стаканчик.
Вскоре к бабушке заглянула и Солнышко. Пришла она в своей будничной одежде и сразу встретила осуждающий взгляд дяди Вани.
- Хотя бы для праздника принарядилась.
- Я в душе праздник отмечаю... - ответила она. - У нас праздник уже с раннего утра начался: в поселке нашли расклеенные на заборах советские листовки. - И пояснила: - Рукописные... Полицаи обыск производили, допрашивали.
- О чем? - встревожился дядя Ваня.
- Все о том же... Как оказалась в Оболи? Откуда приехала?
- Вот что, надо вам с Ириной без промедления устраиваться на работу, сказал дядя Ваня.
- Я уже об этом думала. У нас рядом с бывшим торфяным заводом открывают столовую для офицерского состава - курсанты, что ли, какие-то приехать должны. Уже и мебель завезли. Надо попытаться устроиться туда официантками. Дадут ли только справки в комендатуре?
- Постарайтесь получить эти справки. Сейчас очень важно, чтобы вы сумели туда устроиться, - сказал дядя Ваня и, как показалось Зине, как-то многозначительно посмотрел на Солнышко.
Зину удивило, что, побывав через несколько дней в комендатуре, тетя Ира и Солнышко явились оттуда домой в хорошем настроении.
- Начальника полиции не было на месте. Принимал его заместитель, сообщила тетя Ира.
- Сразу стал за нами ухаживать... - засмеялась Солнышко.
- Ну, справки получили? - нетерпеливо перебил дядя Ваня.
- Мы, да не получим... Вот... - И Солнышко показала дяде Ване две справки с круглыми печатями.
- О чем же вас спрашивал?
- О прежней нашей жизни... Так, отделались общими словами.
- Повезло вам!.. - обрадовался дядя Ваня. - Сам начальник полиции, находись он на месте, всю душу из вас бы вытряс. Знаю по своему опыту. Дотошный и злобный.
Столовая открылась в конце ноября.
В первый же день, вернувшись домой с работы, тетя Ира пожаловалась:
- Требуют, чтобы я поселилась в бараке, рядом со столовой, как и Солнышко, - была бы на глазах у начальства.
Выслушав, дядя Ваня сказал:
- Что поделаешь, придется согласиться.
На семейном совете было решено, что вместе с сыновьями, Зиной и Галькой тетя Ира переберется в поселок торфяного завода. С бабушкой останутся дядя Ваня и Любаша.
Зина не возражала. Она как-то безразлично отнеслась к переселению. Ей было все равно где жить, раз они не дома, в Ленинграде.
Для Зины с Галей нашлась в бараке небольшая комнатка, низкая, мрачная, с одним окном, выходившим на пустырь, но теплая, если протопить печку в общем коридоре, что стало обязанностью Зины и ребят. Тетя Ира с сыновьями поселилась в комнате рядом.
Лучшую комнату в бараке занимала немка-переводчица, служившая в комендатуре.
Зине она не понравилась. Толстая, рыжеволосая, глядевшая на всех застывшим, стеклянным взором. В разговор она с жильцами не вступала, хотя русский язык знала неплохо.
- "Баба-яга", - немедленно окрестила ее Галька, боявшаяся встречаться с суровой, молчаливой немкой.
Первое время Галька тосковала, оказавшись вдали от бабушки, маленькой Любаши и своего любимца, кота Ушастика. Она взбиралась на подоконник и, прильнув носом к стеклу, тянула:
- Ску-ушно мне!.. Ску-ушно!..
- Ишь чего, веселья захотела!.. - возмущалась Зина. - Будь довольна, что с голоду не умираем, в тепле живем.
Вскоре Галька немного успокоилась. Не чаявший в ней души Нестерка принес от бабушки Ушастика, и кот, к радости Гальки, прижился на новом месте.
Зина с головой погрузилась в разные хозяйственные заботы. Привела свою комнату в порядок. На чисто вымытом окне уже висела белая занавеска. В углу комнаты на железной кровати лежал набитый соломой тюфяк. Возле колченогого стола стояли две табуретки. Правда, потолок закопченный и на стенах рваные, с ржавыми пятнами, обои. Но ничего, жить можно.
Прежние жильцы барака успели эвакуироваться, оставив после себя разную рухлядь. Зина озабоченно морщила лоб, примеряя то сестренке, то себе и старое рваное платье, и стоптанные ботинки, и ветхую тужурку, соображая, как залатать и приспособить к носке найденные вещи.
Зато теперь появилась новая и приятная забота - ходить к бабушке в деревню за молоком. До деревни недалеко - двадцать минут ходьбы. Посидев у бабушки, которая сразу же сажает их за стол, стремится чем-либо угостить, сестры, захватив с собой маленький бидончик с молоком, возвращаются домой.
- Почему не остались, - сердится Галька, - у бабули так хорошо! - И демонстративно отходит от сестры, не желая идти рядом. Но Зина не терпит своеволия, снова берет ее за руку.
На хорошо укатанной дороге оживленно. Снуют штабные и интендантские машины, попадаются навстречу вражеские солдаты и офицеры, надменные, гордые, упоенные своими победами. Живут они в Оболи и в поселке, занимая лучшие дома.
Сестры боязливо сторонятся, сходят, держась за руки, на обочину дороги. Зина всегда помнит предостережение тети Иры: "Поменьше попадайся им на глаза... Они все могут сделать". Нахмурившись и даже потемнев в лице, она исподлобья окидывает взором немцев.