Трэвис заметил мою неловкость, повернулся к брату и положил руку мне на талию. Я не знала, хотел ли он защитить меня или приготовился к тому, что скажет его брат.
— Эбернати, и что с того?
— Понимаю, почему ты до сегодняшнего вечера не сложил два и два, но теперь тебе нет оправдания, — с самодовольной улыбкой сказал Томас.
— Что ты, черт побери, несешь? — спросил Трэвис.
— Ты состоишь в каком-нибудь родстве с Миком Эбернати? — обратился ко мне Томас.
Все головы повернулись ко мне, и я нервно провела пальцами по волосам.
— Так ты знаешь Мика? — Трэвис смотрел мне в глаза. — Он же один из лучших игроков за всю историю покера. Знаешь его?
Я содрогнулась, понимая, что меня все-таки загнали в угол.
— Он мой отец.
Комната взорвалась.
— Не может быть! Твою мать!
— Я знал!
— Мы играли с дочерью Мика Эбернати!
— Мик Эбернати? Вот черт!
Только Томас, Джим и Трэвис молчали.
— Я же говорила, парни, что мне не стоит играть, — сказала я.
— Если бы ты упомянула, что твой отец — Мик Эбернати, мы отнеслись бы к тебе куда серьезнее, — ответил на это Томас.
Я осмелилась взглянуть на Трэвиса, который в ужасе смотрел на меня.
— Это ты Счастливые Тринадцать? — спросил он с затуманенным взглядом.
Трентон поднялся, открыл от изумления рот и указал на меня.
— Счастливые Тринадцать в нашем доме! Не может быть! Черт побери, я не верю!
— Так меня прозвали в газетах, — нервничая, произнесла я. — Но не следует верить всему, что там написано.
— Все, парни, мне пора везти Эбби домой, — сказал Трэвис, по-прежнему пялясь на меня.
Джим посмотрел в мою сторону поверх очков.
— Не всему? А чему можно?
— Я не забирала везенье у отца, — усмехнулась я, накручивая прядь волос на палец. — Это же нелепо!
Томас покачал головой.
— Нет, Мик сам давал интервью. Он сказал, что в ночь на твой тринадцатый день рождения везение его покинуло.
— И перешло к тебе, — добавил Трэвис.
— Тебя воспитывали мафиози! — радостно улыбаясь, воскликнул Трент.
— Нет. — Я коротко усмехнулась. — Они не воспитывали меня, просто слишком часто находились поблизости.
— Стыд и позор Мику, что в прессе он смешал твое имя с грязью. — Джим покачал головой. — Ты была ребенком.
— Да это всего лишь везение новичка, — сказала я, отчаянно пытаясь скрыть унижение.
— Тебя учил сам Мик Эбернати, — сказал Джим, с благоговением глядя на меня. — Подумать только, ты играла с профи и выигрывала, это в тринадцать-то лет! — Джим посмотрел на Трэвиса и улыбнулся. — Не ставь против нее, сынок. Она не проигрывает.
Трэвис взглянул на меня, он все еще не оправился от потрясения.
— Э… нам пора, папа. Пока, парни!
Трэвис повел меня к мотоциклу, и оживленные возгласы стихли за дверью. Я завязала волосы в пучок и застегнула куртку, ожидая, когда Трэвис заговорит. Он молча запрыгнул на мотоцикл, и я устроилась у него за спиной. Трэвис, конечно же, переживал, что я не была откровенной с ним; возможно, его выбил из колеи тот факт, что о такой важной стороне моей жизни он узнал вместе со своей семьей. По возвращении в квартиру я ожидала огромной ссоры и пыталась придумать дюжину разных оправданий.
Трэвис провел меня за руку по коридору и помог снять куртку.
Я потянула за светло-рыжий пучок на макушке, и волосы рассыпались по плечам густыми волнами.
— Знаю, ты очень зол, — сказала я, избегая взгляда Трэвиса. — Извини, что не сказала тебе раньше, но обычно я не распространяюсь на этот счет.
— Зол на тебя? — переспросил он. — Да я так взбудоражен, что все плывет перед глазами. Ты только что с легкостью обчистила моих придурков-братьев, стала звездой в глазах отца, и теперь я точно знаю, что ты специально проиграла пари, заключенное перед боем.
— Я бы так не сказала…
— Ты думала тогда о победе? — Он поднял голову.
— Ну, вообще-то, нет, — призналась я, снимая туфли.
— Так, значит, ты хотела быть здесь, со мной. — Он улыбнулся. — Кажется, я снова в тебя влюбился.
— Почему ты не злишься? — спросила я, бросая туфли в сторону шкафа.
Трэвис со вздохом кивнул.
— Гулька, это, конечно, довольно важно. Тебе следовало сказать. Но я понимаю, почему ты этого не сделала. Ты приехала сюда, чтобы жить подальше от всего подобного. Короче, я тебя не осуждаю.
— Что ж, уже легче.
— Счастливые Тринадцать, — сказал Трэвис, качая головой и стаскивая с меня майку.
— Трэвис, не называй меня так. Это не к добру.
— Голубка, черт побери, ты знаменитость! — Трэвис расстегнул мои джинсы и стащил их, помогая мне.
— Отец меня тогда возненавидел. До сих пор считает, что я виновата во всех его бедах.
Трэвис снял футболку и притянул меня к себе.
— Не верится, что передо мной дочь Мика Эбернати. Я все это время был с тобой и даже не догадывался.
Я оттолкнула Трэвиса.
— Трэвис, я не дочь Мика Эбернати! Он остался в прошлом. Я Эбби. Просто Эбби! — Я подошла к шкафу, сняла с вешалки футболку и натянула на себя.
— Извини. — Трэвис вздохнул. — Я слегка ошеломлен твоей известностью.
— Это просто я! — Я приложила руку к груди, страстно желая, чтобы он наконец-то все понял.
— Да, но…
— Никаких «но». Вон как ты смотришь на меня сейчас… Именно поэтому я тебе не сказала. — Я закрыла глаза. — Трэв, я не хочу так больше жить. Даже с тобой.
— Ого! Голубка, успокойся. Давай не будем ссориться. — Он подошел и обнял меня. — Не важно, кем ты была и кем больше не хочешь быть. Важно, что ты нужна мне.
— Тогда у нас есть кое-что общее.
Трэвис с улыбкой повел меня в постель.
— Гулька, сейчас во всем мире только ты и я.
Я свернулась калачиком, уютно устроившись у Трэвиса под боком. Я не планировала, чтобы кто-то, кроме Америки, узнал про Мика, и совсем не ожидала, что мой парень будет из семьи любителей покера. Я тяжело вздохнула и прижалась щекой к его груди.
— Что-то не так? — спросил Трэвис.
— Трэв, я не хочу, чтобы еще кто-нибудь узнал. Я даже не хотела, чтобы ты оказался в курсе.
— Эбби, я люблю тебя. Больше не буду повторять, хорошо? Твоя тайна умрет со мной. — И он поцеловал меня в лоб.