— Пусти меня! — закричала я.
— Хорошо, — сказал Трэвис, бросая меня на кровать Шепли. — Отоспись. Поговорим утром.
В темной комнате выделялся яркий прямоугольник света, падавшего из дверного проема. Превозмогая ярость и хмель, я сосредоточила взгляд и увидела на лице поворачивающегося к двери Трэвиса самодовольную улыбку.
Я ударила кулаками по матрасу.
— Трэвис, ты больше не будешь указывать мне, что делать! Я не принадлежу тебе!
Трэвис мгновенно развернулся, его лицо исказилось от злости. Он подошел и склонился, упираясь в кровать.
— Зато я принадлежу тебе!
На его шее вздулись вены. Я встретила взгляд Трэвиса, не позволяя себе дрогнуть.
Тяжело дыша, он посмотрел на мои губы и прошептал:
— Я принадлежу тебе.
Его злость поутихла, и я поняла, насколько близки мы друг другу.
Не успела я придумать причину для отказа, как Трэвис обхватил мое лицо и впился в губы поцелуем. Затем он без промедления поднял меня на руки, широкими шагами отнес в свою комнату и упал вместе со мной на кровать.
Я стянула с него футболку и стала возиться в темноте с ремнем. Трэвис рывком расстегнул его, вырвал из шлевок и швырнул на пол. Одной рукой он приподнял меня, а другой расстегнул молнию на платье. Я сняла его через голову и отбросила в темноту. Трэвис страстно поцеловал меня и застонал от желания.
Ловким движением он скинул боксерские трусы и прижался ко мне грудью. Я схватила его за ягодицы, но, когда попыталась притянуть к себе, Трэвис воспротивился.
— Мы пьяны, — тяжело дыша, сказал он.
— Пожалуйста! — Я прижалась губами к его рту, отчаянно желая потушить пожар между ног.
Трэвис решил возобновить наши отношения, а я не собиралась бороться с неизбежным, поэтому была более чем готова провести с ним ночь.
— Это неправильно, — сказал он.
Трэвис навис надо мной, прижавшись своим лбом к моему.
Видя его нерешительность, я не сомневалась, что моя возьмет. Необъяснимым образом мы не могли находиться вдали друг от друга, но я больше не нуждалась в объяснении, даже в предлоге. В эту секунду мне требовался лишь он, Трэвис.
— Я хочу тебя.
— Мне нужно, чтобы ты кое-что сказала, — проговорил он.
Мое тело отчаянно жаждало его, и я больше не могла терпеть.
— Я скажу все, что захочешь.
— Тогда говори, что принадлежишь мне, что снова будешь со мной. Я ничего не стану делать, пока мы не вместе.
— Но мы ведь так по-настоящему и не расставались, — сказала я, надеясь, что этих слов достаточно.
Трэвис покачал головой, слегка проводя своими губами по моим.
— Мне нужно услышать, нужно знать, что ты моя.
— Я стала твоей с первой секунды, как мы встретились.
Мой голос опустился до мольбы. В другой ситуации я точно смутилась бы, но сейчас не жалела ни о чем. Я боролась с чувствами, сдерживала их. Но свои самые счастливые дни я провела в «Истерне», и все до единого — с Трэвисом. Споря, смеясь, любя и плача…
Улыбающимися губами Трэвис нежно поцеловал меня. Когда я прижала любимого к себе, он не сопротивлялся. Все его мускулы напряглись; задержав дыхание, он проник в меня.
— Скажи это снова, — прошептал Трэвис.
— Я твоя, — выдохнула я.
Каждая клеточка моего тела заныла в ожидании большего.
— Я не хочу с тобой расставаться. Никогда.
— Обещай, — сказал Трэвис и застонал с новым толчком.
— Я люблю тебя. Всегда буду любить.
Я говорила еле слышно, но все время смотрела Трэвису в глаза. И видела, как из них исчезает неуверенность. В тусклом свете его лицо засияло от счастья. Достигнув высшей точки, Трэвис запечатлел поцелуй на моих губах.
Трэвис разбудил меня поцелуями. Моя голова была тяжелой, она кружилась от поглощенной без меры выпивки, но мгновения до отключки я помнила в мельчайших подробностях.
Бархатные губы покрывали поцелуями мои ладони, руки, шею, а когда Трэвис дошел до рта, я улыбнулась.
— С добрым утром, — сказала я.
Трэвис не ответил, продолжая целовать. Он крепко обнял меня и зарылся лицом в мои волосы.
— Ты что-то сегодня неразговорчив, — сказала я, лаская его спину.
Мои ладони опустились на ягодицы, я забросила ногу парню на бедро и поцеловала в щеку.
Трэвис покачал головой и прошептал:
— Хочу, чтобы все было вот так.
— Не поняла. — Я нахмурилась. — Я что-то пропустила?
— Не собирался тебя будить. Поспи еще.
Я приподняла голову Трэвиса за подбородок, посмотрела в его красные, опухшие глаза и с тревогой спросила:
— Да что с тобой?
Он взял мою руку и поцеловал в ладонь, потом прижался головой к шее.
— Голубка, просто засыпай. Хорошо?
— Что-то произошло? С Америкой?
Задав последний вопрос, я села на кровати. Даже увидев страх в моих глазах, Трэвис не переменил выражения лица, лишь вздохнул и тоже сел, глядя на наши руки.
— Нет, с Америкой все в порядке. Они с Шепом вернулись в четыре ночи, сейчас еще в постели. Рано же, давай поспим.
Мое сердце бешено забилось в груди. Я знала, что уже не усну. Трэвис прильнул ко мне в поцелуе. Его губы двигались иначе, так, словно он делал это в последний раз. Парень уложил меня на подушку, крепко обнял и пристроил голову на грудь.
В моих мыслях, словно каналы по телевизору, мелькали всевозможные причины такого поведения.
Я прижала Трэвиса к себе, боясь задать вопрос.
— Ты спал?
— Я не смог. Не хотел… — Его голос затих.
Я поцеловала Трэвиса в лоб.
— Что бы там ни было, мы с этим справимся. Так почему бы тебе не поспать? Разберемся во всем, когда проснешься.
Трэвис вздернул голову и внимательно посмотрел на меня.
— Что ты имеешь в виду, когда говоришь: «Мы с этим справимся»?
Я недоуменно захлопала глазами. Даже вообразить не могла, что так растревожило его, пока я спала.
— Не знаю, в чем дело, но я здесь.
— Ты здесь? В смысле, остаешься? Со мной?
Выглядела я, наверное, глупо, но голова просто раскалывалась от спиртного и от странных слов Трэвиса.
— Да. Я думала, мы обсудили это ночью.
— Так и есть. — Он воодушевленно кивнул.
Я задумчиво обвела взглядом спальню. Белые стены больше не пустовали, как в первые дни нашего знакомства. Теперь их покрывали безделушки из тех мест, где мы вдвоем проводили время, а также черные рамки с фотографиями. Вот я одна, вот с Трэвисом, а это Тотошка, а рядом — друзья. Сомбреро, что раньше висело над изголовьем кровати, сменилось большой фотографией: мы вдвоем на моем дне рождения.