А вот проблема с Пермью стояла во весь рост, и словами тут вопрос решить было нельзя. Соня села и подумала. Варианты были. Можно было сбежать с поезда, где вряд ли за подростками будет хороший надзор. Особенно за ней — тихой худенькой блондинкой. Как показывала практика, следить будут за мальчиками и говорливыми шумными девочками, а о ее существовании через час-другой вообще забудут.
Но были и риски. Могли настучать соседки по вагону. Могли следить лучше, чем Соня предполагает, и тогда бежать каким-то образом пришлось бы уже из лагеря. А тогда — много шуму, милиция, проблемы вплоть до приезда родителей из Новой Зеландии, что теперь уже в планы Сони не входило вообще. Это сейчас она могла спокойно звонить бабушке от Ингрид и дальше делать буквально все, что взбредет в голову. А вернись родители? Проблемы удесятерятся.
Наконец, могли тупо поймать. Соня представила, как вожатые этого дурацкого лагеря тащат ее в поезд, выловив при попытке к бегству. Нет, все эти идеи были отвергнуты Соней как неподходящие, и была выбрана единственная — логичная и стройная, но несколько сложная в исполнении. Впрочем, по сравнению с мировой революцией и бегством из поезда…
Соня ничего не стала делать. До последнего дня, а именно до пятнадцатого июня, она жила себе спокойно, позволяя бабушке оставаться в неведении в отношении своих планов. Она даже прошла медицинскую комиссию, на которой, собственно, и начала осуществлять свой план. Она наблюдала. Подмечала каждую деталь, переходя вслед за бабушкой от кабинета к кабинету. Наблюдала она за бабушкиными руками.
Каждый раз бабушка доставала и убирала обратно ту самую злополучную путевку, которую достал папин знакомый из Минюста. Таким образом, Соня установила, в каком отделении, в какой папочке и в каком виде лежит путевка у бабушки в сумке, а главное, как эта самая путевка выглядит. Также она заметила, что рядом с путевкой уютно пристроился Сонин паспорт и какие-то еще нотариально заверенные бумаги. Надо ли говорить, что перед самым отъездом все эти бумаги, включая паспорт и медицинскую справку, самым неожиданным образом потерялись.
— Где же они? Где! — восклицала бабушка, стоя рядом с Соней в квартире на Тверской и судорожно перерывая в четвертый раз свою сумку. Далее был перерыт чемодан Сони, перекопаны комната и шкафы. Даже мусорное ведро не было обойдено вниманием бабушки. — У нас же поезд! — причитала она. — Соня, что ты стоишь? Ищи быстрее. Я не могла их потерять, не могла же. Когда? Я помню, как я их перепроверила сегодня утром. Я сидела в кресле… Неужели я забыла их дома?
Соня старательно помогала бабушке, потому что была хорошей девочкой и не хотела, чтобы бабушка волновалась. Время бежало. Они схватили чемодан и на такси полетели в Лефортово, чтобы испытать приступ разочарования — около бабушкиного кресла бумаг тоже не оказалось.
— Наваждение какое-то! — Бабушка всплеснула руками и упала в кресло. В другом случае и с другой бабушкой можно было бы опасаться, что она разнервничается или бросится пить валидол. Но это была сильная духом и телом бабушка Сони. Она решительно запаковала чемодан, чем напугала Соню, и понеслась на вокзал — говорить с вожатыми. Дальше все повисло на волоске. Соня знала, что лучше, чем бабушка, сплетать из слов нечто материальное не умеет никто.
— Я подвезу. Дубликат подвезу. Не за границу же едете, зачем вам паспорт? Завтра же уже вышлю почтой. Девочке нужен отдых! — Бабушка кружила, как коршун, над и без того подавленными и измученными вожатыми — двумя девочками с круглыми полными плечами и прыщами на лицах, почти одного с Соней возраста.
— Мы не имеем права, — устало говорили они то в один голос, то поочередно. — Это подсудное дело.
— Что я скажу ее родителям? Вы на нее посмотрите — какая бледная. Ей нужно для здоровья, а я сейчас же позвоню директору лагеря, мы обо всем с ним договоримся. — Бабушка наступала, бастионы падали. До звонка и отправления оставалось буквально полчаса, и Соня забеспокоилась всерьез. А что, если бабушкино красноречие в сочетании с папиными связями и тут сработает? Так что для верности Соня сделала контрольный в голову. Она упала в обморок.
— Что? Что такое? — переполошились люди рядом с ней.
Бабушка, увлеченная переговорами, даже не сразу заметила, что Соня художественно лежит на асфальте. Солнце, что поделаешь! Жарко! А она — совсем бледная. Наверное, давление упало. Или подскочило, в общем, что-то случилось, и все переполошились и переложили ее на лавочку, грязную и неприятно пахнущую.
— Сонечка, детка. Ты что? — окончательно деморализовалась бабушка. До этого проблем со здоровьем у Сони не было никогда. Если не брать, конечно, в расчет особенности ее психики.
— Она побледнела и упала. Сейчас врач придет, — сказала какая-то сердобольная прохожая, обтирая Сонино лицо влажной салфеткой.
Соня читала когда-то про обмороки и знала, что выходить из них вот просто так, через полминуты, неправильно. Нужно полежать, подождать, пока тебе нашатырь дадут понюхать.
— Разойдитесь, разойдитесь! Дайте врачу пройти! — раздался наконец голос. Затем ожидаемо запахло чем-то омерзительным и непереносимым. Соня глубоко вдохнула, закашлялась (совершенно искренне, кстати) и присела на скамье.
Через три дня она сидела в купейном вагоне поезда «Москва — Пермь» и смотрела, как за окном исчезает Москва, уступая место бесконечно одинаковым дачным пейзажам. Конечно, ее не взяли в лагерь. Увидев ее на лавке, обе прыщавые вожатые окончательно укрепились и отбили последние жалкие удары бабули. Брать с собой беспутевочную, беспаспортную и к тому же склонную к обморокам девушку — ну уж нет.
Дело было сделано, а то, что в глазах бабушки застыли тяжелые невысказанные вопросы, — это дело десятое. Все равно уже ничего не изменишь. Такого рода варианты решения проблем Соня уважала больше всего.
— Как же тебя бабушка отпустила? — все не мог успокоиться Володя, хотя и наличие паспорта в руках Сони и отсутствие бабушки, бегающей по перрону, убеждали его в этом.
Соня улыбнулась и пожала плечами. Она не стала спрашивать бабушку о Перми. Подумав хорошенько, она решила, что это будет лишним. Опять же, не пустит, а объясняться — это было бы невозможным. Да и времени на объяснения и знакомства не оставалось. И потом, поездка продлится всего пять дней, так что, если не забывать и своевременно звонить, бабушка даже не поймет, что она куда-то уезжала. Соня уже подумывала, что надо бы каким-то образом обзавестись мобильным телефоном. В конце концов, его уже у кого только нет! Но до возвращения родителей это было сделать сложно, так что оставалось только продолжать начатое — звонить откуда придется и держать этот вопрос в голове.
— Все-таки я про тебя ничего не понимаю, — покачал головой Володя.
Соня открыла бутылку воды и вышла в коридор. Это была, кажется, ее первая поездка на поезде. Да еще так далеко, больше суток пути. С родителями она всегда летала самолетами, и там не было никакого удовольствия смотреть в окно. Разве что на посадке и взлете немного. Интересно видеть мир таким схематичным, расчерченным на квадраты, упрощенным до невозможности, до вида обычной контурной карты. На поезде было сразу понятно, как много людей живет буквально везде. Даже прямо около железной дороги она видела вспаханные и засеянные участки земли, на которых стояли какие-то маленькие покосившиеся дома, лаяли собаки, работали люди.