— Ух ты! — воскликнул он и замер, разглядывая это новое чудо света.
— Можно, конечно, все убрать, — принялась суетиться Ингрид.
Она говорила что-то про свет на сцене и про то, что, даже если здесь это не пройдет, они всего лишь просто исполнители — отрабатывают номер, и все. Ну кто мешает попробовать новое? Поэкспериментировать!
Готье ее не перебивал, и Соня в какой-то момент поняла, что он ее вовсе не слушает. Он смотрел на Соню так, словно видел впервые в жизни. Она же с интересом наблюдала за его реакцией, за тем, как вдруг расширились его зрачки, как приоткрылись тонкие губы, как напряглись пальцы. Он прислонился к стене и чуть склонил голову. Ингрид говорила, а они продолжали этот немой диалог. Наконец он отвел взгляд, а Соня улыбнулась.
— Пусть останется так, как есть, — сказал Готье.
Соня пожала плечами и подумала, что один вечер в костюме пугала — ерунда. Действительно, почему не поэкспериментировать? Ей было интересно. Это было основным ее чувством — интерес. Почему он так посмотрел? Что изменилось в ней, в Соне? Что смогла добавить и пририсовать своими карандашами и тенями Ингрид, что он вдруг застыл?
Соня подошла к зеркалу и обомлела. Перед ней стояла совершенно сумасшедшая фурия — с черными глазами, с белыми волосами, с наглым, бесстыдным взглядом и вызывающе обнаженными плечами.
«Видела бы меня мама!» — усмехнулась Соня.
Концерт уже начался, когда они подошли к сцене с обратной стороны. Какие-то люди тащили на нее картонный постамент — что-то кому-то будут вручать в конце концерта. Валялась одежда и сумки, все без присмотра. Какой-то мужик, ощутимо пьяный, спал около лесенки на сцену, прикрыв лицо бейсболкой. Тут «отрабатывали номер» все, и народу очень нравились разукрашенные под Машу Распутину и Филиппа Киркорова певцы, певшие любимые хиты про «Розу чайную». Потом на сцену вызвали их, группу «Сайонара».
Всего пять песен — это не так уж и долго. Вся суета, как заметила Соня, была из-за двадцати четырех минут на сцене, большую часть из которых люди подходили, рассматривали их, фотографировали на случай, если это какие-то реальные знаменитости, потом отходили дальше, в сторону палатки с шашлыком. Его запах, кстати, очень даже долетал до сцены. «Сайонара» работала на полную катушку, как могла. Молодежь столпилась около импровизированной, никем не охраняемой фан-зоны и скандировала одобрительно. Им музыка нравилась.
Готье был прекрасен. Он размахивал руками, пританцовывал в такт, подбегал к микрофону или отходил далеко, в общем, удерживал внимание зала. Он, похоже, чувствовал людей около сцены так, как и должен чувствовать солист, и то, что Ингрид в открытом эротичном платье часто сбивалась, а Стас пару раз не к месту начинал проигрыш флейты, не мешало ему. Он пари́л на волне и, казалось, не замечал больше ничего. Только закатное, мягкое красное солнце, только он и зрители перед ним. Пять песен. Пять мгновений, и все эти дни подготовки ради них. После, за ними, на сцену вышли какие-то циркачи и принялись глотать огни и прыгать через обручи. Народ одобрял циркачей, особенно те, кто постарше, и те, кто помладше. У всех артистов есть своя целевая аудитория, и на фестивале в Перми целевой аудитории для группы «Сайонара» было маловато.
— А? Ну как? Круто? — Возбужденная Ингрид зашла за сцену, на лице ее сияла улыбка. Она любила свет софитов, она стремилась к этому вниманию, к этому слепому счастью быть выставленной на всеобщее обозрение. В такие моменты она заряжалась энергией. Наверное, она и вправду могла отлично сойти за попсовую певицу.
Соня подумала: «Жаль, что ее Пушистик исчез с горизонта. Она была бы счастливее с ним, чем здесь, с нами».
— Отстойный фест, — бросил Стас, отпивая воды из чьей-то бутылки. Неизвестно, чьей на самом деле.
— Мороки не стоило… — процедил Яша, оглядываясь в поисках другой, запечатанной бутылки.
— Что за пессимизм? Вы видели, что нас снимало телевидение? — спросила Ингрид.
— Видели, видели, — кивнул Володя. — Вон оно, твое телевидение.
Телевидение в виде усталой невысокой девочки с микрофоном и безразличного абсолютно ко всему оператора действительно зашло за сцену, где было положено находиться артистам, и уверенно направилось к «Сайонаре». Ингрид подтянулась, выпрямилась и улыбнулась.
— Можно мы возьмем у вас интервью? — спросила усталая девушка.
— Конечно. — Ингрид протянула руку и помогла девушке перешагнуть лежащие на земле коробки с реквизитом циркачей.
Но девушка не остановилась рядом с ней, а прошла сразу к Готье. Интервью было стандартным.
— Что можете сказать о гостеприимной Пермской земле?
— Только хорошее. Солнце, воздух… воды, правда, маловато.
— Считаете ли вы правильной инициативой проведение таких фестивалей, может ли это помочь как-то творческой молодежи Пермского края?
— Конечно, может. Только кто его знает чем.
— Вы работаете в жанре этнорок. Не считаете ли вы этот жанр недооцененным? Все, к примеру, мечтают стать эстрадными певцами и все такое…
— Я мечтаю делать музыку — это главное, что меня интересует. Если моя музыка нужна людям, она найдет к ним выход.
— Спасибо большое за интервью. — Все было стандартно, за исключением последнего вопроса, а точнее, просьбы.
— Можно мы сфотографируем вас и вашу клавишницу. Можете сказать пару слов о ней.
— О ней? — Готье улыбнулся задумчиво и перевел взгляд на стоявшую поодаль Соню. — Элиза — наше самое главное приобретение. Она — настоящий клад.
— А можно мы с ней тоже поговорим? — загорелась телевизионщица.
— Она не говорит, — покачал головой Готье. — Она шьет братьям рубашки из крапивы…
— Что? — опешила журналистка.
И после того, как ей были даны необходимые пояснения и уточнения, она сняла Готье с Элизой, сделала даже небольшую панораму с ними двумя, идущими по аллее парка. Несколько снимков на фотоаппарат и слова благодарности.
Все это имело два последствия.
Первое — вышла небольшая заметка в местной пермской газете, озаглавленная так: «Сайонара» по-русски не значит «Прощай!»
«Самобытная московская фолк-группа „Сайонара“, выступавшая на фестивале, была тепло принята пермской молодежью. Мелодичные песни группы пришлись по вкусу многим, а некоторые были особенно заинтересованы загадочной Элизой — девушкой, которая играет на клавишах, но не говорит ни слова. Солист группы Павел Готье рассказал нашей корреспондентке, что Элиза — совершенно сказочный персонаж и так же точно молчит, пытаясь спасти своих сказочных братьев. Что ж, нам остается только верить, тем более что сама Элиза действительно смотрится как существо не от мира сего».
— Откуда она взяла все это? Какой, на фиг, Павел! — злилась Ингрид.
— Из списков гостей, наверное, — предположил Леший.