— Видишь последнюю фигуру справа?
— Ту, что указывает?
— Именно.
— Ну и что в нем такого?
— На что он указывает конкретно? Ты можешь сказать?
— Кажется, вон туда, в угол, — ответил Хилтс, посветив фонариком.
Похоже, в свое время там струился водопад из сильно заизвесткованной воды, а когда она схлынула или ее откачали, у стены осталось что-то вроде нароста в виде известкового каскада.
— Я хочу посмотреть. — Финн скользнула под поручень, ограждавший дощатый настил экскурсионной тропы, и осторожно ступила на влажный каменный пол пещеры.
От воды под ногами потянуло холодом. Сейчас ей только поскользнуться не хватало.
— Зачем?
Она и сама не могла с уверенностью ответить на этот вопрос, но поняла, что вдруг ощутила зов далекого детства. Волнующее желание открыть тайную дверь в платяном шкафу и оказаться в Нарнии, войти в Хрустальную пещеру Мерлина или в телефонную будку доктора Кто в «Зеленом городе» Рэя Брэдбери, которая, насколько она помнила, тоже находилась в Иллинойсе.
— Ты знал, что всю эту часть Иллинойса называют Маленьким Египтом, хотя почему — никому неведомо? — спросила она, и ее голос разнесся эхом.
Финн старалась держаться в конусе света от фонаря Хилтса, а еще прилагала все усилия к тому, чтобы не поскользнуться на мокром камне.
— Нет, даже не слышал, — ответил Хилтс, тоже сойдя с деревянного настила.
— Некоторые говорят, это из-за того, что в голодную зиму тысяча восемьсот тридцатого — тридцать первого годов Южный Иллинойс поставлял больше всех зерна. Другие считают, будто слияние Миссисипи и Миссури напоминает дельту Нила. Так или иначе, по какой-то причине здесь очень много египетских названий. Каир, Карнак, Донгола и Фивы. Даже Мемфис, если немного расширить территорию. Там, кстати, есть гигантская стеклянная пирамида над стадионом.
— Что-то я не врубаюсь.
— Ну скажи, если ты католик, где ты хранишь свечи?
— Со всеми остальными свечами, — ответил он.
— Именно, — сказала Финн.
Она приблизилась к каменному каскаду и обогнула его с одного края.
— Что «именно»? — спросил Хилтс, осторожно подойдя к ней сзади.
— По-моему, я нашла это, — прошептала она.
— Да что «это»?
— Свечу.
Девушка переместилась на два фута вправо и исчезла у него на глазах. Хилтс недоумевающе вытаращился, водя фонариком по похожей на окаменевший водопад глыбе древнего камня. Никаких следов!
— Где ты?
— Прямо перед тобой, — произнес ее бестелесный голос.
Неожиданно она снова очутилась перед ним: луч фонарика озарил сверкающие воодушевлением глаза и мокрые волосы.
— Как ты это сделала?
— Это же «Пещеры чудес», а не что-нибудь. Чудо.
— Покажи мне.
— Дай мне свет и возьми мою руку.
Он вложил ладонь в ее руку и пожал. Она пожала в ответ, и Хилтс вручил ей фонарик. Неожиданно пещера погрузилась в кромешный мрак. Она потянула его за руку, и он скользнул с ней за каменный занавес.
Хилтс оказался в тесной щели, непосредственно позади завесы из оплывшего камня, настолько тесной, что он чувствовал спиной твердую сырую скалу. В какой-то жуткой расщелине, каменной кишке.
— Ну ничего себе!
— Все в порядке.
В тесном пространстве эхом раздался щелчок, вправо ударил луч света, и он увидел идущий в том направлении узкий коридор. Такой узкий, что в нем не было места развернуться.
— Ты шутишь.
— Пошли.
Она стала протискиваться по проходу, и ему ничего не оставалось, как последовать за ней или остаться в полной тьме. Беда в том, что чем дальше он продвигался, тем сильнее ему становилось не по себе. В голову лезли самые неприятные мысли о землетрясениях, обвалах, грязевых потоках, затоплении усилившимся дождем и прочих нерадостных перспективах. Что-то в духе Фрейда — Юнга — Стивена Кинга; сродни детскому страху быть погребенным заживо или тому легкому мандражу, который испытывает почти каждый, когда поезд заезжает в скальный тоннель.
Он зашаркал вперед, сосредоточившись на ощущении мягких подушечек на ее ладони и изгибе крепко державших его руку пальцев. Она была маленькой и легкой, как ребенок, но упертой, как сержант на плацу. А моменты, подобные этому, похоже, способствовали выявлению ее внутренней силы, стального стержня, способного противостоять самому худшему как со стороны человека, так и со стороны стихии. Видимо, то был мощный инстинкт выживания, закодированный в ее ДНК и пронесенный через миллионы лет и череду поколений.
— Посмотри, — прошептала она.
Хилтс спохватился, сообразив, что шел с закрытыми глазами, и открыл их. Прямо впереди тоннель, по-видимому, расширялся. Финн потянулась свободной рукой и коснулась камня.
— Это сработано, — сказала она.
— В каком смысле?
— Лаз не природный. Он проделан в скале человеческими руками.
Она переместилась еще на несколько футов, и Хилтс почувствовал себя так, будто его выпустили из тюрьмы. Появилась относительная возможность движения: как минимум фут свободного пространства по обе стороны.
Хилтс понял, что она права. В бледном свете фонаря на камне были различимы отметины от инструмента. Кто-то когда-то спустился в этой забытой Богом дыре под землю и вырубил в скальной толще коридор.
Дальше они уже не протискивались, а шли, скоро поняв, что коридор полого идет под уклон. Порой им попадались участки нетронутого, необработанного камня — видимо, в этом месте направление, выбранное неведомыми подземными строителями, совпало с природным тоннелем. Вспомнив об известковом намыве в пещере, Хилтс высказал предположение, что здесь могла протекать подземная река. Финн с ним согласилась.
Так или иначе, их путешествие под землей продолжалось целый час. Хилтс чертовски продрог и проголодался настолько, что чашка самого скверного кофе из придорожной забегаловки показалась бы божественным нектаром. Клаустрофобия несколько ослабла, но не исчезла. Час пути вглубь означал, что, если они будут выбираться тем же путем, назад тоже придется тащиться целый час, и это не воодушевляло: воображение снова стало услужливо подсказывать образы всяческих спелеологических кошмаров. Слава богу, тут по крайней мере не встречалось летучих мышей и прочих такого рода прелестей.
Хилтс как раз думал о том, что эта прогулка не в его вкусе, поскольку он, в конце-то концов, специалист по пустыням, а не по лазанью в трубах ливневой канализации, но неожиданно узкая тропа закончилась. Они увидели свет.
— Боже мой! — прошептала Финн, шагнув из прохода.
— Иисусе! — выдохнул Хилтс. Оба были правы.