Дорже шагнул вперед, встав между Регой и мальчиком.
— Хватит! — сказал он. — Мальчик всего лишь посыльный. — Голос его смягчился, когда он положил руку на плечо Норбу. — Иди к настоятелю, дитя, и скажи его святейшеству, что мы исполним просьбу: европейцев поселят отдельно и будут наблюдать за ними.
Норбу с явным облегчением поспешил прочь из комнаты, кинув опасливый взгляд на Дранга, пока протискивался мимо него в дверь.
Дорже глубоко вздохнул.
— Я установлю наблюдение за высоким европейцем, а ты — за больным. Насколько я понимаю, твои врачи работают с ним.
Рега рассеянно кивнул.
— Ну что ж, — продолжил Дорже, — посмотрим, какова будет воля Будды. — Он повернулся к выходу. — Да, Рега, у тебя есть все основания с недоверием относиться к чужакам, но мы должны подождать и узнать их истинную природу. Пусть они проявят себя, и если они будут вести себя благородно, если продемонстрируют уважение и понимание истинной цели Гелтанга, то, возможно, они помогут нам принять правильное решение.
Рега оставался абсолютно неподвижным, и Дорже даже подумал, что Рега не слышит его.
— Такой выбор, как совершенная жизнь, нельзя делать необдуманно, — добавил Дорже в ответ на молчание Реги и вышел из комнаты.
Рега дождался, когда закроется дверь, и натянул на голову капюшон. Верхняя часть его лица скрылась в тени, на свету остался только выступающий подбородок. Давным-давно он был свидетелем катастрофы, видел, сколь многое гибнет из-за бездействия.
На этот раз он не допустит такой ошибки.
Капитан Чжу стоял над тропинкой, глядя вниз на шеренгу солдат.
Восемь солдат из подразделения спецназа в Чэнду прибыли перед рассветом в аэропорт Гонкара специальным рейсом на самолете ИЛ-76. Огромные колеса шасси медленно остановились, и фюзеляж самолета чуть просел под шипение гидравлики. Чжу увидел, как солдаты быстро покидают борт и грузятся в ожидающие их машины. Ему не требовались личные дела каждого, которые ему переслали по факсу, он и без того видел: перед ним профессионалы высшего класса. Это было очевидно по их движениям.
Больше двух дней они ехали по ухабистой выжженной солнцем дороге, потом, не сбавляя шага, шли по петляющей тропинке. У каждого был громадный рюкзак, в руках — автоматические винтовки типа 95. При малейшем шуме они инстинктивно упирали приклад в плечо, большим пальцем опуская предохранитель, и замирали, оглядывая окрестности. В таком положении они оставались, пока не подавался знак «все спокойно». Хотя местность казалась неопасной, было очевидно, что ни один из них в это не верит.
Чжу приходилось командовать такими солдатами и прежде: любое движение у них было заучено годами тренировок, каждый приказ исполнялся с отрешенным профессионализмом. Задания могли меняться, но реалии жизни в полевой обстановке оставались одними и теми же. Час за часом они шли под высокогорным солнцем, абсолютно не замечая его, а остальная часть группы только старалась не отстать.
В двух сотнях ярдов за последним в шеренге тяжело брел по-медвежьи грузный Рене Фалкус. Его плотные коричневые вельветовые брюки и голубая рубашка резко контрастировали с солдатским камуфляжем. На шее у него был повязан платок, чтобы впитывать пот, но тщетно, тот стекал ручьями. Грудь его вздымалась — разреженный горный воздух давал о себе знать. Солнце уже сожгло его лоб и щеки, которые покрылись болезненной розовой корочкой. Он шел, щурясь от яркого света.
Рене поднял голову и увидел Чжу — тот стоял высоко над тропой и смотрел на идущих внизу людей. На мгновение их взгляды встретились, потом Рене рукавом отер пот со лба и поплелся дальше. Он перешел на свой обычный шаг, его глаза устремились в точку, куда уже привыкли смотреть в течение дня.
Только трое солдат в конце шеренги, целеустремленно шагавших перед ним, а также Чэнь и сам Чжу отправились в поход из Лхасы. В тот момент, когда Рене уселся в машину, он узнал эту бритую голову и мощную шею, которую видел в камере для допросов. Это был тот самый негодяй, который изнасиловал Ану. А теперь он здесь — идет всего в двух-трех сотнях футов впереди Рене.
С самого начала Рене обнаружил, что не может оторвать взгляд от этого человека. Он рассматривал грубые руки, запихивавшие в рюкзак пайки, лениво жующие табак челюсти. Даже его пустые глаза приковывали внимание Рене. И тем не менее каждый раз, когда этот человек поднимал голову, Рене отворачивался, избегая встречаться с ним взглядом, — так ведут себя школьники с главным задирой в классе.
Позднее он узнал, что зовут этого человека Се и что он не имеет отношения к другим солдатам. Он был рядовым призывником, и поначалу Рене даже не понял, почему тот вообще здесь. Он казался таким безалаберным, таким неуместным в этой компании, жестоким дебоширом среди профессионалов. Он бродил между солдат, разглядывая их глазами-бусинками, и делал жалкие попытки им подражать.
Потом Рене понял. Чжу взял его именно ради Рене. Это был подлый способ контролировать Рене — ежедневное напоминание об изнасиловании малютки Ану и о том, что еще может случиться, если он не будет помогать китайцам.
Рене посмотрел вперед, где тропинка сужалась и начинала петлять у подножия горного хребта. Он видел отвесные скальные стены, поднимающиеся до самой границы вечных снегов. Выше гора скрывалась за плотной грядой облаков.
Впереди стих скрежет по камням солдатских ботинок. Рене остановился, радуясь передышке. Он увидел Чэня, который прошел назад вдоль шеренги и вытянулся перед Чжу. В одной руке у него была военная карта, в другой — навигатор.
— Мы на подходе к еще одной деревне, сэр, — сказал он.
Чжу посмотрел на хребет и на дымок, поднимающийся к небесам.
— Которой?
— Последней, сэр. Она называется Менком.
Они вдвоем вернулись к началу колонны. На возвышенности сидел старый монах, нежась в лучах солнца.
— Спросите его, видел ли он европейцев, — велел Чжу, делая Чэню знак перевести.
Чэнь, запинаясь, произнес несколько слов по-тибетски, но старик не ответил, глядя сквозь него, и его молитвенный барабан вращался от легких движений кисти.
— Иностранцы, — повторил Чэнь, чувствуя, как стягиваются солдаты, чтобы увидеть, что здесь происходит. — Ты их видел?
Монах не ответил. Чэнь наклонил голову так, что она оказалась в дюйме от его уха.
— Не усложняй себе жизнь, старик, — прошептал он по-тибетски. — Я знаю, ты меня понимаешь.
На тропинке послышался легкий хруст камней — кто-то переступил с ноги на ногу, а потом тихое дуновение — это Чжу затянулся сигаретой. Все посмотрели на него, ожидая распоряжений. Монах продолжал молчать.
Прикусив нижнюю губу, Чэнь завел руку за спину и ладонью ударил старика по лицу. Монах упал на землю, молитвенный барабан вывалился из руки.
Чжу сделал шаг вперед, неторопливо подобрал барабан и левой рукой перебрал бусины. Старик с земли наблюдал, как Чжу оскверняет самую священную для монаха вещь.