В то же время Добину было ясно как дважды два четыре, что это прелестное создание, Мора Райан, если и не сама совершила убийства, то вместе со своим братцем подослала убийц. Точно так же он знал, что их придется отпустить, потому что нет никаких улик. Молодой адвокат, которого Майкл назвал своим "другом", подтвердил под присягой, что всю ночь они были вместе, а Мора до утра находилась в компании Тимоти Рептона, популярного актера, сыгравшего главную роль в мыльной опере "Перекрестки", показываемой дважды в неделю. Все это мистер Рептон тоже подтвердил под присягой. Свидетели были вне подозрений, но инспектор Добин на сей счет имел свое мнение: он считал их лживыми ублюдками.
С этими Райанами всегда так получалось: они были скользкими, как угорь в масле. К тому же этот их шеф кружил над ними, словно синезадая муха: какая-то "шишка" что-то там шепнула ему по телефону, и теперь Райанов надлежало "вежливо" доставить домой.
Он вздохнул:
– Можете идти, мисс Райан, благодарю вас за потраченное время!
Мора встала, подняла повыше, под самое плечо, свою узорчатую сумку из крокодиловой кожи и протянула руку инспектору. Добин осторожно пожал ее.
– Надеюсь, брата тоже отпустили?
– Да, мисс Райан, он ожидает вас в приемной.
– Спасибо. Большое спасибо. А нет ли у вас каких-нибудь предположений насчет того, кто нам нанес ущерб... Кто убил моего брата Бенни? – Голос ее звучал глухо.
– Нет, мисс. Но будьте уверены, мы сделаем все, что в наших силах. И непременно тщательно расследуем обстоятельства взрыва в клубе вашего брата.
Мора кивнула полицейскому и следом за ним вышла из комнаты.
Майкл, в отличие от Моры, вел себя вызывающе. И еще не увидев его, она услышала его голос.
Едва она направилась к нему, как он воскликнул:
– Не беспокойся, девочка! Эти ублюдки заплатят нам за пропавший день. Моего младшего брата нет в живых, а вы схватили меня! И мою сестру! Они взорвали мой клуб, а вам хоть бы что. Я тоже плачу налоги и хочу, чтобы мои права защищали!
Старший управляющий чуть не плакал:
– Ради Бога, мистер Райан! Мы ведь обязаны расследовать любые свидетельства.
– Почему бы вам не поискать настоящих преступников, а? Насильников или растлителей малолетних? Или, наконец, убийцу моего брата?
Мора взяла его под руку.
– Пошли, Майкл. Успокойся, дорогой мой. Давай уйдем отсюда.
И она вывела его на свежий полуденный воздух.
– Прошу тебя, Мики, поедем домой. А то мне сейчас станет дурно.
Майкл крепко обнял ее:
– Не беспокойся, Дополис за все мне заплатит. И заплатит чертовски дорого!
Море сейчас совсем не хотелось, чтобы кто-нибудь за что-нибудь платил. Единственным ее желанием было убежать прочь от всего этого. Но она заставила себя улыбнуться Майклу. Им еще предстояло увидеться с матерью.
* * *
Вот уже несколько часов Сара сидела в темной гостиной. Когда полиция ей сообщила о Бенни, она зашла сюда, задернула шторы и опустилась в кресло возле камина. Она ничего не чувствовала. Совсем ничего. Это придет потом. Она это знала. С Антони было так же. Она велела Бенджамину пойти с полицейским опознать тело Бенни. Пусть хоть что-нибудь сделает.
В мерцающем свете камина изображения святых, стоявших на комоде, казались живыми. Сара подошла к комоду, открыла один из ящиков, достала четки, поцеловала Распятие и принялась молиться.
Сверху, из спальни, доносились рыдания Карлы, но Сара не стала ее утешать. Пусть поймет, к чему привели действия ее тетушки Моры и дядюшки Майкла. Тогда ореол, которым она их окружила, может быть, померкнет навсегда.
Следом за полицией появился Джоффри, но Сара не пожелала его видеть и велела ему убираться вон. Ей не хотелось сейчас видеть никого из своих детей, никого, только Мору и Майкла. С ними-то ей очень хотелось встретиться! Чтобы вышвырнуть их вон из своего дома и из своей жизни. Этих грязных... подонков!
Хлопнула парадная дверь и падавший из гостиной слабый свет позволил Саре рассмотреть силуэты Моры и Майкла. Она не произнесла ни слова. Они тихонько вошли в комнату и закрыли за собой дверь.
Сара продолжала молиться.
– О, Святая Дева Мария, исполненная милосердия! Господь пребывает с тобою. Блаженна ты меж грешников, и блажен плод чрева твоего, Иисус...
Майкл наблюдал за матерью. Она была такой маленькой, что, сидя в массивном, обитом кожей, кресле, не доставала ногами до пола. В гостиной, заставленной мебелью и забитой вещами, было душно от запаха жидкости для натирки полов и пыли, пропитавшей бархатную мебель.
– Мама, можно зажечь свет?
– Святая Мария, матерь Божья, молись за нас, грешников, и ныне и в час кончины нашей, аминь. О, Святая Дева Мария, исполненная милосердия...
– Пошли, Майкл. Оставим ее в покое.
Голос дочери побудил Сару заговорить наконец.
– Значит, ты хочешь уйти, Мора Райан, не так ли? – Сара произнесла это спокойным, миролюбивым тоном, словно они беседовали о погоде. – А тебе известно, что сегодня утром нашли голову твоего брата? Лучше места, чем мусорный бак, для нее не нашлось! – Сара усмехнулась, и сама была этим поражена. – Да, да, – именно в мусорном баке. Ведь туда бросают всякий мусор, верно? В мусорном баке! А куда, интересно, они вас запихнут после смерти? Вот что мне хотелось бы знать! Наверняка спустят прямо в канализацию, вместе с таким же дерьмом! Да, именно там вы закончите сбою жизнь: в грязной вонючей канализации!
– Мама! Бога ради! – потрясенный, произнес Майкл.
– Ты, Майкл Райан, не упоминай при мне имя Господа нашего! Я сыта тобой по горло! Ты понял? С меня хватит! Зря я простила тебе Антони!
Мора вслушивалась в голос матери. Она знала, что ее слова разобьют Майклу сердце.
– Ну, а как насчет меня, мама? Что ты скажешь обо мне? – резко спросила Мора. Услышав в ее голосе ледяную холодность, Сара вздрогнула.
– Ты грязная потаскуха, Мора Райан! Я все о тебе знаю! И о нем тоже. – Сара кивнула на Майкла. – Знаешь, что говорят люди? Что вы спите, как муж с женой. Одной мне известно, что это неправда. Потому что он – голубой, а ты стерильна. Зачем же тебе спать с мужиками?
Мору бросило в жар. Она повернула выключатель в гостиной. Сразу стало светло от стоваттной лампочки.
С искаженным ненавистью лицом, Мора подошла к матери:
– Значит, я стерильна, да? А кто, черт побери, виноват в этом? Ты! А еще смеешь называть себя матерью! Это ты потащила меня на аборт и держала, когда я лежала на том проклятом столе, а паршивый пакистанский ублюдок вырывал из моего чрева ребенка. Это из-за тебя, нашей матери, мы стали такими, мы все, включая и бедного Бенни, маменькиного сыночка, в свои двадцать девять лет он все еще торчал возле твоей юбки! Ты не давала нам жить нормально, как все люди, мужа довела до пьянства, а нас сделала стерильными. Может быть, я кончу свои дни на помойке или в канализации. Кто знает? Но, по крайней мере, я высказала, наконец, все, что о тебе думаю. Ты – старая сука, мерзкая и мстительная. Ты ревнуешь меня даже к Карле, разве не так? Или ты будешь отрицать это? Что ж, попробуй!