– «Поскольку родная мать его – мисс Бриони Каванаг, я думаю, он сам решит, как ему надлежит поступить. Таким образом, моя жена, Изабель Дамас, не наследует ничего, поскольку ее отец оставил ей хорошее состояние».
Мистер Оттербаум посмотрел на клиентов с выражением соболезнования на лице.
– Я могу только передать вам то, что написал ваш муж. Я не имею права выражать свое сожаление по поводу написанного. Завещание заверено моим отцом.
Изабель крепко зажмурилась.
– Скотина! Грязная вонючая скотина!
Эти слова вертелись в ее голове. Она не сознавала, что произнесла их вслух.
Ничего не понимавший Бенедикт озадаченно посмотрел сначала на жену, затем на мать.
– Что здесь, черт возьми, происходит?
Изабель схватила его за руку и покачала головой. Из глаз ее полились слезы.
Полтора часа спустя Бенедикт узнал правду о своем рождении. Изабель, обозленная на своего почившего мужа, рассказала ее так же грубо и бессердечно, как это сделал бы сам Дамас-старший. Бенедикт мрачно слушал историю о девочке, родившей в тринадцать лет сына от своего растлителя, и чувствовал, как форель, которую он ел в обед, просится наружу. Теперь он знал, почему никогда не любил отца, почему всегда чувствовал отвращение к нему. Теперь он знал, почему отец никогда не относился к нему так, как другие отцы относятся к своим сыновьям. Горькая правда жизни заставила заплакать Бенедикта, не унаследовавшего силы духа своей родной матери.
Фенелла Дамас, его жена, выслушала повесть о семейных тайнах с похвальным спокойствием. Изабель могла коситься на нее за это, но в характере Фенеллы имелось одно примечательное качество: ничто не могло удивить ее.
Фенелла с нетерпением ждала того момента, когда сможет пересказать все детям. Особенно Натали, этому ребенку золотых шестидесятых, которой должна особенно понравиться такая история. Их настоящая бабушка – проститутка! Прямо-таки сенсационный материал из газеты «Мир новостей».
У Бенедикта, однако, имелись свои мысли на этот счет.
Бриони, Керри и близнецы попивали некрепкий кофе и говорили о предстоящей свадьбе Бойси. Впервые за многие годы Керри проявила искру интереса к чему-то во внешнем мире. Она хотела знать все детали: где состоится венчание, во что будут одеты новобрачные, что будет на столе. Лицо ее оживилось, и Бриони увидела в ней что-то от прежней юной и жизнерадостной Керри. Бриони стало грустно.
Бойси отхлебнул кофе и откусил большой кусок бутерброда с сыром.
– Я вот думаю, тетя Керри, ты не могла бы спеть в церкви? Я знаю, Сюзанне бы это понравилось.
Бриони пристально посмотрела на Керри.
– Ой, я не знаю.
– Керри, без твоего пения и свадьба не свадьба. Ты же всегда поешь на всех праздниках. – Голос Бриони прозвучал совершенно естественно.
Керри закурила и покачала головой:
– Бри, я уже тысячу лет не пела… Я даже не знаю, смогу ли я.
Бриони сжала подлокотники кресла и решительно предложила:
– Я вам так скажу: давайте рискнем. Вместе. Я помогу тебе, Керри. Будем тренироваться каждый день, посмотрим, что из этого получится. Как по-вашему, мальчики?
– Я думаю, свадьба Бойси просто не состоится, если наша любимая тетушка не споет на ней. Ну пожалуйста, тетя Керри! Можешь выбрать песню, которая тебе нравится. Возьмем старый оркестр Бесси, они все еще классно играют. Что скажешь? Оркестр Бесси будет на свадьбе в любом случае.
Керри почувствовала, как по ее жилам пробежала искра нетерпения.
– Ну, я могу попробовать. Я тут на днях слышала по радио одну классную вещь… – задумчиво произнесла она. – Но не знаю, мальчики, я не уверена, что смогу вытянуть ее.
Бойси и Дэниэл улыбнулись ей одинаковыми улыбками, показав одинаковые зубы.
– Конечно, ты сможешь. Мы, Каванаг, можем все.
Керри поежилась и снова сделала глубокую затяжку. «Некоторые Каванаг действительно могут всё, – подумала она. – Но не все. Не я».
– Эвандер приедет на свадьбу? – спросила она. Лицо Бойси сразу стало серьезным:
– Ты против, если он приедет? Если ты не хочешь его видеть, мы не станем его приглашать. Лисси поймет.
Керри вздохнула:
– Я не против, Бойси. Ты имеешь право приглашать кого хочешь, это твой день, в конце концов.
Бойси нежно поцеловал Керри в щеку. Она почувствовала запахи лимонного крема после бритья и выпитого за обедом виски.
Она проглотила слюну.
Дайте ей выпить только разок, и она запоет как соловей. На свадьбе будет море выпивки, и никто не станет постоянно наблюдать за ней. Даже Каванаг это не под силу.
– Я говорила вам, что Би-би-си охотилось за вашей тетей с предложением выступить на одном из своих шоу? – с гордостью спросила Бриони. – С тех пор как одна из ее песен была использована для рекламы новых духов, Керри снова стала популярной.
Дэниэл спросил с воодушевлением:
– Почему бы тебе не взяться и не спеть у них, тетя Керри? Я слышал, как ты поешь для себя, и мне это понравилось. Тебя наверняка потом будут приглашать на разные программы.
Керри нервно рассмеялась:
– Посмотри на меня, Дэнни, малыш. Я – старая женщина. Кому я интересна?
Бриони возмущенно фыркнула. Однако слова Дэнни навели ее на интересную мысль.
– Керри, будь готова завтра в девять тридцать. Нам с тобой надо будет ненадолго съездить кое-куда.
– Куда, Бри? – подозрительно спросила Керри.
– Утром узнаешь. Это сюрприз.
Маркус и Бернадетт слушали дочь с выражением гнева на лицах.
Делия разыграла козырную карту, задрав поношенную, в пятнах от чая футболку и показывая им синяки на груди и плечах.
– Он меня избил! Мне пришлось защищать от него малышку.
Все взгляды обратились к Фэйт, которая сидела на диване и уплетала свежее пирожное.
Маркус побагровел от ярости. Он инстинктивно приложил руку к груди, словно пытаясь удержать готовое выскочить сердце.
– Ты хочешь сказать, что он бил тебя и ребенка?
Делия кивнула. Глаза ее округлились от жалости к самой себе.
– И ты никогда никому не рассказывала про это? Ни одной живой душе? – Маркус сорвался на крик. Он и представить себе не мог, как такое можно вынести, не поделившись ни с кем.
– Потому-то я и не хотела, чтобы вы приходили ко мне домой. У Джимми постоянно бывают какие-то подозрительные люди, торговцы наркотиками и им подобные… Из-за него я и не звала вас. А сегодня он просто рехнулся. Я думала, он убьет или меня, или малышку Фэйти.
Бернадетт тяжело вздохнула. Ее материнский инстинкт требовал встать на защиту дочери и внучки, но женское чутье подсказывало ей, что Делия скорее всего лжет. Делия сызмальства отличалась чудовищной лживостью, причем обычно сама верила в собственные выдумки. Взгляд Бернадетт метнулся к мужу, который мерил шагами комнату. Кулаки его были сжаты. Она спросила: