— Послушай, маленький крепыш, твой папаша дома, черт бы его побрал, или нет? Если он дома, скажи ему, что пришел Алан Кокс. Если его нет, назови мне паб, где он торчит, и тогда я, может быть, дам тебе пару фунтов.
Ребенок напряженно уставился на Алана: он явно боролся с собой, раздумывая — говорить что-либо незнакомцу или оставить это при себе. Его спасло от ответа появление невысокого мужчины с бычьей шеей и с громадным «пивным» брюхом, больше которого Донна никогда в жизни не видела.
— Привет, Алан, дружище! Давненько не виделись…
Его ярко выраженный акцент кокни прозвучал для Донны как нечто родное. Особенно после своеобразных резких интонаций жителей Глазго. Ребенок молча отодвинулся в сторону, чтобы дать им пройти в переднюю.
— Энни! Поставь-ка чайник на плиту, девочка, у нас гости! — Мужчина повернулся к Алану и весело улыбнулся. — Придется вам принимать нас такими, какие мы есть. Ты же знаешь мою Энни. Она никогда не любила убираться.
Алан засмеялся. А в это время в переднюю вышла симпатичная светловолосая женщина лет тридцати пяти. Волосы у нее были безукоризненно причесаны, одежда — дешевая, но чистая и отутюженная. Обращали на себя внимание туфли на невероятно высоких каблуках, и Донна с изумлением заметила, что эта женщина на «шпильках», одетая в бриджи и просторную рубашку, была на последнем месяце беременности.
— Привет, Алан. — У женщины преобладал чисто шотландский выговор. Она обворожительно и кокетливо улыбнулась гостю, несмотря на свою хорошо заметную беременность. Гостью хозяйка просто проигнорировала, однако Донна интуитивно поняла: эта женщина ни за что не уделит ей должного внимания, пока вокруг будут мужчины.
— Я приготовлю чай. — В голосе Энни порой слышались те жестковатые интонации, которые Донна замечала у большинства шотландцев, с кем ей приходилось сталкиваться. Однако в целом он был нежным и музыкальным.
Донна вошла вслед за мужчинами в небольшую гостиную, где ей предложили присесть на неожиданно дорогой кожаный диван.
Гостиная, по-видимому, являлась главной радостью и гордостью Энни. Комната был до предела забита тем, что хозяйка считала «хорошими вещами». Здесь стояли телевизор с экраном в тридцать два дюйма, хороший видеомагнитофон, мягкая мебель, обтянутая черной кожей, стены, выкрашенные в белый цвет, она плотно завесила картинами, нарисованными чернилами и пером, с изображением разных сценок из Клайда. Толстый ковер из Аксминстера покрывал пол, а камин в стиле мастера Адама был отделан черным мрамором. В гостиной также стояли как минимум два стола, а большая черная, как уголь, стенка, возвышалась в глубине комнаты, уставленная внутри и поверху разными голубыми фаянсовыми тарелками, кувшинами и хрустальными вазами. Донне этот стиль был чужд, даже противен, хотя можно было восхищаться уже тем, что он вообще соблюден. После того, как Донна увидела местный вестибюль, она приятно удивилась, оказавшись в условиях сравнительного комфорта.
Алан с хозяином занялись своими делами. Тут в комнату заполз маленький ребенок, и Донна с изумлением увидела, как Алан поднял его ловким движением с пола и пристроил у себя на груди.
— Она выросла, Джонни. Сколько ей сейчас?
— Почти год, — пожал тот плечами. — Но пока не пытается ходить. Джастин и Вейн оба рано начали ходить, а эта — просто ленивая корова. — Он прижался лицом к дочери, а ребенок схватил его за нос и засмеялся. — Разве нет, моя дорогая малышка? А кто лучшая папина дочка, а?
Ребенок гулил от радости, и Донна расслабилась: «Если в доме дети, то, по крайней мере, здесь не опасно». Она чувствовала себя лицемеркой из-за того, что заранее строго судила об этом человеке по его дому — после того, как провела ночь в напоминающей дворец резиденции торговца оружием.
— Это — Джонни. Джонни, а это — Донна Брунос, жена Джорджио…
Пока Алан представляя их друг другу, в комнату вошла Энни с подносом, на котором стоял полный чайный набор. Энни по-новому, с явным уважением, взглянула на Донну.
— Вы жена Джорджио? Ну-ну. А я всегда думала: это просто грязные слухи, что у него, мол, есть жена. Так, значит, вы существуете на самом деле? Чудеса, да и только!..
Энни без тени застенчивости стала пристально разглядывать Донну, словно только что ее увидела. Обратила особое внимание на ее черные замшевые туфли, отметила красивую сумку и дорогой шелковый костюм. От ее взгляда не ускользнули ни прозрачные черные чулки, ни густые каштановые волосы, ни темно-синие глаза. Закончив осмотр, она решила, что эта Донна ей совсем не нравится.
Она передала гостье чашку с обитым краем, наполненную плохо заваренным чаем, которую ранее собиралась взять сама. Донна кивком поблагодарила хозяйку. Но Энни проигнорировала этот жест вежливости.
— Так что же занесло вас в такую глушь? — Своим музыкальным голосом Энни демонстративно обращалась исключительно к Алану.
— Я приехал повидаться с твоим стариком, Энни. У меня есть для него маленькое дельце.
Она улыбнулась, показав ровные белые зубы.
— Только если это не ограбление, Алан. Я уже на сносях, хочу одного: чтобы, когда дитя появится на свет, Джонни был бы рядом со мной, как всегда.
Алан широко улыбнулся, и его зубы сверкнули, контрастируя с загорелой кожей лица.
— Это классное дельце, Энни. Хорошая плата за один день работы.
— И какова же эта плата? — Голос Энни теперь звучал отрывисто, тон стал абсолютно деловитым.
Донну удивило то обстоятельство, что Джонни терпеливо ждет, пока его жена закончит говорить.
— Несколько хороших тысчонок.
— А что будет делать мой Джонни за несколько хороших тысчонок?
Алан опять улыбнулся.
— Он поможет мне выдернуть одного парня из тюрьмы «Паркхерст». Вот что он будет делать.
Энни несколько секунд смотрела на свои руки, как бы переваривая слова Алана. Потом посмотрела ему в глаза и серьезно сказала с металлическим нотками в музыкальном голосе:
— Пятнадцать тысяч, из них восемь — вперед, и мой Джонни твой, Алан.
— Твоя жена — настоящая тюремная артистка, черт побери! — громко заявил, расхохотавшись, Алан.
— Моя жена знает, сколько я стою. И ты об этом не забывай, Кокс! — озорно улыбнулся Джонни.
Алан подбросил маленькую девочку к потолку и заворковал с ней:
— Твоя мама лучше всех ведет деловые переговоры, дорогая!
Младенец сдавленно смеялся и болтал в воздухе пухлыми ножками.
Алан посадил ребенка на пол. Глядя на Энни, он сказал:
— Что ж, вполне справедливо. Это большое дело. А теперь я хочу, чтобы вы нашли мне еще несколько людей, кому я мог бы доверять. Никто из них не должен знать, что намечается, до самого последнего дня перед прыжком. Договорились? Мне нужны люди, которых никто не знает на юго-востоке. Крепкие мужики, которые смогут выдержать несколько ударов и при этом будут держать пасть на замке.