Донна внимательно следила, как Энни с непроницаемым видом тщательно взвешивает в уме слова Алана. Хотела этого Донна или нет, но хозяйка производила на нее сильное впечатление.
— Вот что я скажу тебе, Алан. У меня есть предложение. Мы дадим тебе список имен, и за каждого, кого ты отберешь, мы получим десять процентов комиссионных. Как тебе это? Мы наберем их для тебя, если ты согласишься. У Джонни есть тут, в Говане, несколько хороших парней. Один Бог знает, на что они готовы пойти ради денег.
— Идет, девочка, — кивнул Алан. — Займитесь набором. Единственное условие: они не должны разевать пасть ни перед прыжком, ни после него. После — в особенности.
— Понятно… Ну что, кто-нибудь хочет еще чаю? У меня есть прекрасный кусок ветчины. Я приготовлю несколько сэндвичей. А потом вы с Джонни пройдетесь по списку и определите, кто и на что, по-вашему, способен. После чего мы приступим к делу. Не хотите ли пойти со мной? — Энни в первый раз улыбнулась Донне.
Донна неуверенно встала и пошла за ней в маленькую кухню.
— Хлеб — там, а масло — в холодильнике. Намажьте пока на хлеб масло.
Донна выполнила распоряжение Энни, проглотив раздражение, вызванное столь невнимательным отношением этой женщины к ней.
— Ну как сейчас поживает Джорджио? Мы давно его не видели. Джонни был много лет его хорошим другом.
Донна слизнула кусочек масла, прилипший к большому пальцу.
— Джорджио в порядке, спасибо, Энни. Я передам ему привет от вас, хорошо? — Голос ее прозвучал довольно сухо.
— Сделайте это! — засмеялась Энни. — Скажите ему: Энни спрашивала о нем. Только это, и больше ничего.
— Значит, он вас знает? — с усилием улыбнувшись, спросила Донна.
Энни положила руки на свой громадный живот.
— Он поймет, о ком речь, вы об этом не беспокойтесь. Некоторое время они работали молча; и в небольшом пространстве кухни напряженность атмосферы ощущалась сильнее.
— А как получилось, что вы поехали сюда вдвоем с Аланом? — вновь заговорила Энни. — Джорджио не понравилось бы, если бы он узнал, что вы повсюду ездите вместе, не так ли? Особенно сейчас, когда он отсутствует… Я помню, когда мой Джонни сидел в «Барлинни», я чуть с ума не сошла! У вас есть свои писуны?
Донна покачала головой.
— Джорджио знает, что я здесь, Энни. А детей у нас нет.
— Вы не похожи на женщину, которая может забеременеть, — усмехнулась, глядя на нее, Энни. — Это и по вашей одежде можно сказать…
Донна резко бросила на стол нож, которым нарезала хлеб для сэндвичей.
— А что вы об этом знаете, а? Вы что — чертов оракул, раз моментально обо всем узнаете?
Энни досадливо поморщилась.
— Успокойтесь, Донна. Я просто констатировала факт. Держу пари, вы ни за что не согласились бы выглядеть так ужасно, как я сейчас.
Донна почувствовала, как желание сражаться вдруг покинуло ее: «Мне трудно справляться и с Аланом, и с этой мадонной шотландских трущоб».
— Немного же у вас оснований считать, что вы все знаете. У меня было два выкидыша и один мертвый мальчик, к вашему сведению. Мне не везло во всем, что касалось детей. Вы довольны?
Энни собиралась что-то ответить, но в этот момент на кухню вошел Алан.
— Все в порядке, девочки? — Он говорил с нарочитой веселостью. — Джонни пошел прогуляться за бутылочкой виски. Может, вам обеим помочь?
Энни покачала головой.
— Нет, спасибо, Алан. Мы с Донной хорошо справляемся. — Она бодро улыбнулась ему. У Алана не осталось иного выбора, как только выйти из комнаты.
Энни подошла к Донне вплотную и нежно коснулась ее руки.
— Я веду себя, как настоящая сука, не обращайте на меня внимания. Ваша красивая одежда и изящная фигура вызвали у меня раздражение. Я очень сожалею обо всем, что я наговорила, искрение сожалею.
Донна закончила намазывать хлеб.
— Мне не нужно ваше сочувствие, Энни. Просто хотелось бы, чтобы окружающие перестали обращаться со мной так, словно я — грязь, принесенная на башмаках с улицы. Мне известно, какое я произвожу на людей впечатление. Что ж, сожалею об этом, ничего не могу поделать. Мне еще никогда в жизни не приходилось ни за что сражаться. До сего времени… Но верьте мне, когда я говорю: за Джорджио я буду сражаться с кем угодно!
Энни снова улыбнулась — на сей раз широкой, доброжелательной улыбкой.
— О, обязательно будете, девочка. Но посмотрим правде в глаза: Джорджио того стоит. Вам очень повезло, что вы удерживали его при себе все эти годы. Это не так-то просто. Джорджио слишком красив, да и вообще хорош, ему же во благо… Да и не только ему самому — и кому угодно тоже!
Донна беззлобно посмеялась над забавным подтекстом слов, сказанных Энни. После чего они как-то сразу подружились. Так, как это умеют только женщины.
Алан сидел в гостиной с ребенком на коленях и думал о резких словах, которые Донна бросила Энни и которые он невольно подслушал: «Мертвый мальчик… — Сердце его рвалось к ней. Особенно после всего, что он сам наговорил ей в машине несколькими часами раньше. — Как я мог быть таким дураком, таким тупицей? Донна Брунос — не заурядная домохозяйка. А ведь я намеренно так говорил, чтобы огорчить ее… — До него дошло наконец, как далеко он зашел в своем раздражении. — … Мертвый мальчик. — Эти слова прокручивались у Алана в голове, и все оттенки неизбежного горя Донны отражались в этих двух коротких словах: — Мертвый мальчик. — Нет ничего удивительного в том, что Джорджио для нее — все. Донне в ее возрасте больше не о ком заботиться и не на что надеяться».
Алан Кокс твердо решил: если уж ему суждено потрудиться для ее блага и завершить это свое последнее дело, он позаботится о том, чтобы она получила желаемое — Джорджио.
«Я сверну горы ради того, чтобы она получила это».
Джонни вернулся с шотландским виски, и женщины внесли в гостиную сэндвичи, улыбаясь друг другу, как заговорщицы. Алан чуть заметно качнул головой: он никак не мог понять этих женщин.
— Я прошелся по нашему списку, пока ходил в магазин. И думаю, уже могу назвать тебе имена нескольких ребят, которые тебе подойдут… Это три брата. Они привязаны друг к другу, как дерьмо к одеялу, и все они чистые. Один из них отсидел пять лет за своего приятеля, потому что не захотел подставить его. Они носят фамилию Маканилтис. Все трое — ублюдки, но им можно доверять. Я точно знаю.
Алан кивнул.
Слушая Джонни, он одновременно наблюдал, как Энни и Донна любуются ребенком. Затем Донна посадила малышку на колени и поцеловала ее в покрытую пушком головку. Алан видел неутоленное желание материнства в ее глазах. И ему в какой-то момент показалось, будто острый кинжал вонзился ему в самую душу: «Я дам ей то, что она хочет; я принесу ей Джорджио на тарелочке, если это сделает ее счастливой». Он лишь желал дать ей то, что она по-настоящему заслужила.