Джорджио был непреклонен:
— Она моя жена, мать ее! Я хотел, чтобы она помогла мне выбраться отсюда, и думал, что могу ей доверять. Но, как поступают большинство женщин, она подсуетилась, как только я свалил со сцены. Это все очень просто, Сэди. И ни ты, ни кто-либо другой — никто не переубедит меня! Алан Кокс знает правила: ты не должен приглашать жену своего друга к себе в дом. Просто не должен! Он думает, что может поиметь меня, когда захочет. Что ж, у него это не получится. И у нее — тоже.
Сэди опять закрыл глаза и улегся на койку.
— У тебя начинается то, что называют тюремной паранойей. Многие парни подхватывают ее. Она вызывается тем, что человек заперт в клетке и слишком много думает. Скоро ты перестанешь доверять даже своим братьям, как и ей, когда она приедет для свидания с тобой. Тебе покажется с полной уверенностью, что она изменила свое отношение к тебе, что она ведет себя отстраненно. И ты автоматически станешь убеждать себя, что это все по одной причине: дескать, она обслуживает кого-то другого… В действительности, Джорджио, с каждым визитом ей становится все труднее и труднее говорить с тобой. Ведь ты всегда теперь прислушиваешься к ней с пристрастием: а не говорит ли она что-то такое, что можно будет вменить ей в вину, что-нибудь, за что ты сможешь потом зацепиться? Постепенно она потеряет терпение, а ты окончательно уверишься: вот, мол, я был прав! И наступит момент, когда она примет решение бросить тебя, потому что уж слишком все это напоминает тяжкую работу. И вот тогда-то она и повстречает кого-то другого, дружище, — того, кто будет говорить ей то, что мог бы сказать ты, если бы не был таким упрямым и невежественным, не желающим себя утруждать. Сидя здесь, ты каждый день воображаешь себе, как она там развлекается с каким-нибудь Томом, Диком или Гарри… Ты дурак, Джорджио. Самый настоящий дурак.
Джорджио потрясенно слушал своего маленького друга. Сэди никогда еще не говорил с ним так.
— С чего это ты так расхрабрился?
Сэди улыбнулся.
— Я скажу тебе, отчего я расхрабрился. Лучшую часть жизни я провел за решеткой, приятель. И повидал много парней вроде тебя. Мне встречались и обыкновенные честные мужчины, и геи — можешь назвать их так или как угодно, — и убийцы, и поджигатели, и грабители. И даже мерзкие насильники. Так вот: как только оказываешься за решеткой, сразу чувствуешь себя выброшенным из жизни. Жизнь для тебя теперь — это четыре стены и ожидание всяких зверств со стороны любого, кто крупнее или сильнее тебя. Но есть и другая сторона медали: жена или подружка, которая не совершала преступления, а лишь полюбила тебя либо вышла за тебя замуж, превращается в мишень, в которую ты направляешь главный удар собственных негативных чувств. Ты тратишь весь остаток энергии на то, чтобы разобраться: а не предает ли она тебя?.. Хотя на самом деле единственный, кто тебя предал, — это ты сам! Ты оказался в клетке по собственной вине, сам себя подставил. Это же все так просто!
Джорджио внимательно выслушал Сэди. Какая-то часть разума Джорджио признавала справедливость слов друга, но другая его часть, несмотря ни на что, отвергала любые аргументы… Влажные волосы и сумка с вещами — достаточно весомое доказательство измены, если речь идет о жене человека, находящегося в заточении. Если же подобная «новость» передается с большой эмоциональной нагрузкой…
В общем, Пэдди Доновон передал Джорджио из рук в руки боеприпасы, и тот был готов пустить в ход весь свой арсенал.
Ник Карвелло тщательно осмотрел судно и утвердительно кивнул. Это была небольшая рыбацкая моторная шхуна, она выглядела крепкой, неоднократно использованной и вполне надежной. В действительности шхуна имела двигатель большей мощности, чем казалось на первый взгляд, а также хорошо укомплектованный бар, удобную кровать и высокочастотное радио. Она могла легко набрать крейсерскую скорость и при этом была достаточно мала, чтобы при необходимости быстро затеряться в море. Ник подтвердил свое положительное решение, обращаясь к молодому человеку, наводившему порядок внутри судна:
— Я хочу, чтобы лодка была полностью готова самое позднее к воскресенью, а потом ее следует перегнать отсюда и поставить в самый надежный лодочный сарай, который у нас есть. И я никому не собираюсь напоминать о чем-либо по десять раз. Договорились?
Молодой человек кивнул. Лицо его большей частью скрывалось под рыбацкой вязаной шапочкой.
Ник Карвелло бросил последний взгляд на выбранную лично лодку и, довольный собой, достал из кармана мобильный телефон и набрал номер Энтони Кальдера.
— Привет! У нас тут все путем. И посудина готова отправиться к месту прыжка. Я тоже готов. О'кей? — Он положил мобильный назад в карман. Повернувшись опять к молодому человеку, Ник будничным тоном заметил: — Не поленись сделать на лодке запас какой-нибудь приличной еды, естественно, в консервных банках. Присовокупи туда хорошую бутылку бордо… Ах, да, еще маленькую бутылочку «Гленморанжи» — мой клиент любит эту марку виски. И потом я хочу, чтобы ты оказал мне небольшую дополнительную услугу. Отыщи для меня Малыша Дики. Передай ему, что нам надо срочно переговорить… Ты все запомнил?
— Я все запомнил. — Юноша повернулся к нему и дружески улыбнулся.
Ник начал непристойно извиваться, подражая манерам женщин легкого поведения, и выкрикивать тонким голоском:
— Такой мужественный! Такой сильный! Поцелуйте же нас!
Юноша выпрямился и усмехнулся:
— Ты получил бы хороший шок, Ник, если бы я согласился.
На секунду лицо Ника сморщилось от притворной грусти.
И чуть позже уже собственным голосом он сказал:
— Можешь поставить на кон свою жизнь — так бы оно и было. Но далеко не сильный шок, какой получила бы твоя старуха, когда я ей объяснил бы, что к чему.
И они оба одновременно рассмеялись. При полном взаимопонимании им было легко и приятно общаться.
Джонни внимательно слушал то, что ему говорила жена. Он намеренно не смотрел на Энни, чтобы та не догадалась, как скоро он выкинет ее слова из головы… Энни никогда не оборачивалась, идя вперед. Стоило людям понять, что она — прирожденный переговорщик, они сначала испытывали легкое потрясение, а затем и приятное изумление от этого ее очевидного дара.
Дэнни Маканултис был низеньким толстым человеком с сильным акцентом выходца с глазговского дна. Его средний брат Кирилл (его мать очень гордилась тем, что дала ему такое звучное имя, а он чувствовал себя от этого сильнее) сидел тихо, пока Дэнни вел переговоры за них обоих. Третий брат, Иан, самый младший, готов был принять все, что бы ни решили за него старшие. Дэнни понимал: прыжок должен быть прибыльным и быстрым делом — нечто вроде привычной и легкой работы, которая к тому же доставляла бы удовольствие. Братья будут ночью на юге, и они вернутся домой спать прежде, чем полицейские пойдут по следу: это — превосходная работа! Но Дэнни также знал, что Джонни, будучи парнем честным и уважаемым во всем королевстве, обладал большой проницательностью, почти такой же, как у его старухи.