Здесь висела плащаница, почти пятиметровой длины. Когда загорелся яркий свет, зрелище получилось впечатляющее. Прославленная реликвия напоминала длинную скатерть, на которой много раз обедали, но ни разу не стирали. На ветхой пожелтевшей ткани темнели пятна и подпалины. Посередине, словно следы какой-то пищи, виднелся слабый отпечаток тела. Плащаницу повесили так, что были видны отпечатки и лица, и спины. Изображенный человек был голым и бородатым.
Один из карабинеров не выдержал. Он протянул оружие товарищу и опустился на колени. Другой карабинер стал читать «Меа culpa» и ударять себя в грудь.
— Как вы знаете, — начал старший из монахов, — в тысяча девятьсот девяносто седьмом году Туринский собор сильно пострадал от пожара. Только благодаря высокому героизму и самопожертвованию великую святыню удалось спасти от уничтожения. Пока не закончится восстановление собора, святая синдон [19] будет находиться здесь.
— Но почему именно здесь, позвольте спросить? — Томас говорил беспечно, даже пренебрежительно. — В подвале банка? В храме торговли?
Старший доминиканец не поддался на провокацию:
— Это, конечно, печально, но мафия и террористы способны на все — даже похитить святыню и потребовать выкуп. Пожар в соборе был именно попыткой похищения. Мы решили, что хранилище банка — самое надежное место.
— И даже не Ватикан? — настаивал Томас.
Доминиканец выдал свое раздражение лишь тем, что постукивал пальцем о палец. Отвечать он не стал.
Персивел переводил взгляд с монахов на Томаса и обратно. Все мероприятие организовал он и хотел, чтобы все прошло как следует.
— К чему вы клоните, Томас? — спросила Вера, тоже заинтригованная.
Ему предпочел ответить де л'Орме:
— Церковь отказалась принять плащаницу. И тому есть причина. Плащаница — интересный памятник, но доверия больше не заслуживает.
Персивел был шокирован. Ему, нынешнему руководителю проекта исследования Туринской плащаницы, пришлось использовать все свое влияние, чтобы устроить сегодняшний показ.
— Что вы говорите, де л'Орме!
— Это подделка.
Персивел был похож на человека, который вдруг обнаружил, что пришел в театр нагишом.
— Но если вы так считаете, для чего просили меня все это устроить? Зачем мы здесь собрались? Я думал…
— Нет, я как раз верю, — успокоил его де л'Орме. — Но, во всяком случае, верю не так, как вы.
— Но это же — чудо! — не выдержал младший монах. Он перекрестился, видя такое богохульство.
— Да, чудо, — подтвердил де л'Орме. — Чудо искусства и техники четырнадцатого века.
— История говорит, что плащаница — нерукотворный образ. Священная погребальная пелена. «И, взяв тело, Иосиф обвил его чистою плащаницею и положил его в новом своем гробе», — процитировал доминиканец.
— И все ваши доказательства — цитата из Писания?
— Доказательства? — вмешался Персивел. Хотя ему было под семьдесят, в нем оставалось много от типичного «надежного парня». Легко было представить, как он с мячом бросается в прорыв и спасает игру. — Какие вам нужны доказательства? Я сюда прихожу много лет. В рамках проекта исследования Туринской плащаницы она подвергалась десяткам анализов, потрачены миллионы долларов и сотни тысяч часов. Ученые, включая и меня, достаточно поупражнялись в скептицизме.
— Но мне казалось, радиоуглеродный анализ определил возраст плащаницы где-то в пределах тринадцатого-четырнадцатого веков.
— Вы что — проверяете меня? Я ведь рассказывал о моей теории вспышки!
— То есть — вспышка ядерной энергии запечатлела на плащанице облик Христа? И ткань притом не сгорела дотла.
— Вспышка была небольшая, — ответил Персивел. — Она, кстати, объясняет и ошибочность радиоуглеродного анализа.
— Небольшая вспышка радиации, создавшая негативное изображение с деталями лица и тела? Разве такое возможно? В лучшем случае мог образоваться силуэт. Или просто темное пятно.
Все их аргументы были стары. Персивел давал привычные ответы. Де л'Орме задавал новые вопросы, и объяснения Персивела становились все сложнее.
— Я лишь утверждаю, что, прежде чем поклоняться, стоило бы узнать, кому или чему поклоняешься. — Де л'Орме встал рядом с плащаницей. — Одно дело — знать, кому не принадлежит этот отпечаток. А мы сегодня можем сказать, кому он принадлежит. Для того я и затеял представление.
— Он принадлежит Сыну Божьему в его человеческой ипостаси, — сказал младший доминиканец.
Старший лишь покосился на реликвию. Неожиданно глаза его расширились. Рот открылся, и губы образовали круг.
— Господи, Отец Небесный, — сказал младший.
Теперь и Персивел заметил. И все остальные тоже. Томас не верил своим глазам.
— Что вы сделали? — закричал Персивел.
Человек на плащанице был не кто иной, как де л'Орме.
— Это — ты! — хохотал Мустафа. Он пришел в восторг.
На изображении де л'Орме был обнажен, руки целомудренно прикрыли низ живота, глаза закрыты. Парик, фальшивая борода. Оригинал и изображение на ткани были одного роста, имели одинаковые короткие носы и узкие гномьи плечи.
— Отец мой Небесный! — причитал младший доминиканец.
— Иезуитские фокусы! — шипел старший.
— Обманщик! — завывал младший.
— Де л'Орме, какого черта?! — сказал Фоули.
Всеобщее смятение охватило и карабинеров. Они сравнили человека с изображением на полотне и сделали выводы. Четверо немедля опустились на колени перед де л'Орме, один даже прижался лбом к его туфлям. Пятый солдат отступил к стене.
— Да, на полотне — я, — подтвердил де л'Орме. — Это действительно фокус. Но не иезуитский, а научный. Алхимический, если угодно.
— Схватить его! — приказал старший доминиканец.
Но карабинеры увлеченно поклонялись новому Богочеловеку.
— Не волнуйтесь, — успокоил де л'Орме перепуганных монахов. — Оригинал находится в соседней комнате, целый и невредимый. А эту я изготовил в целях демонстрации. Ваша реакция убедила меня, что мне удалось достичь нужного сходства.
Старший монах в гневе обвел глазами комнату и уставился на пятого карабинера взглядом Великого инквизитора. Несчастный словно прилип к стене.
— Ты! — сказал монах.
Солдат вздрогнул.
Значит, подумал Томас, де л'Орме заплатил карабинеру, чтобы тот помог сыграть шутку. Тогда он правильно испугался. Переполошил целый орден.
— Не вините его, — попросил де л'Орме. — Вините себя. Вас одурачили. Я обманул вас именно так, как плащаница обманула очень многих.