После обеда я мыла посуду (вместе с нами обедали рабочие, было их восемь человек, и посуды набралось много), Вытирая тарелки, я услышала траурный марш. Не удержалась и пошла взглянуть на похороны. Если честно, я надеялась, что среди провожавших Турка может оказаться и Синий пиджак, поэтому не стала выходить на аллею, а пристроилась неподалеку, делая вид, что занята уборкой возле одной из могил. Но хоронили вовсе не Кольку. Покойного звали Гена, и, видимо, это он взорвался в собственной машине, потому что хоронили его в закрытом гробу. Провожавших было человек тридцать, в большинстве мужчины. Мордастый парень произнес речь, обращаясь к усопшему, которая в основном свелась к просьбе: мол, ты тут лежи себе спокойно, а мы разберемся, что к чему, и уж после этого чертям тошно станет. Не приметив ни одного знакомого лица, я вернулась в дом. Часа через два пришел Сенька, но почти тут же исчез и вновь явился, когда стемнело. Если верить закладке (книга была заложена фантиком), Сенька освоил сто пять страниц. Я провела с ним беседу и убедилась, что с содержанием он знаком, но беспокойство все равно меня не отпускало. В десять он собрался ложиться спать.
— Может, телевизор посмотришь? — спросила я.
— Ну его, надоел. Завтра с утра пойду склеп срисовывать. Данила обещал бумаги дать, а карандашей у батюшки сколько угодно.
— Может, тебя лучше в лагерь отправить? Или в санаторий? Хочешь в Анапу?
— Не хочу. Мне здесь очень нравится, Познавательно… И вообще я решил за лето всего Достоевского прочитать и Толстого, если успею.
— Ну-ну, — только и нашла я что ответить.
Батюшка отдыхал в своей комнате, Данила ушел провожать Пелагею, которая сегодня задержалась, а я читала в кухне, чтобы не мешать Сеньке, он все еще спит в одной комнате со мной. В окно кто-то осторожно постучал, я распахнула створку и увидела Родионова.
— Случилось что-нибудь? — ахнула я.
— Ничего такого, чтобы пугаться, — ответил он.
— А чего ж так поздно?
— В целях конспирации. Выходи на крыльцо, поболтаем.
Мы устроились на скамейке возле церкви, и я спросила:
— Какие новости?
— В подвале, где тебя Синий держал, все тщательно осмотрели и кое-что нашли. Там прятали наркоту. Соображаешь? — Я кивнула, на самом деле соображала я довольно туго. Видимо, поняв это, Родионов решил пояснить:
— Если там прятали наркоту, значит, Синий имеет отношение к хозяевам дома. В чужом подвале просто так дорогую вещь не оставишь. Ведь надо быть уверенным, что она не попадет на глаза кому не надо. Сейчас самым тщательным образом проверяют всех родственников и знакомых хозяйки. Думаю, среди них окажется Синий.
— А по-моему, это глупо, — заявила я, Родионов нахмурился, а я продолжила:
— Синий оставил меня там, надеясь, что я скончаюсь от жажды. Хорош подарок для родственников: труп в подвале. Нет, он меня там бросил, потому что не собирался использовать подвал, я имею в виду, как склад. Он был уверен, что, когда меня найдут, с ним этот подвал никак связать не сумеют.
— Но оба замка отпирали ключом.
— Как ты можешь быть уверен в этом, раз Петрович дверь выламывал и замки покорежил? — вновь усомнилась я.
— И все-таки он среди родственников. Или друзей.
Спорить я не стала.
— Завтра Турка хоронят, — вспомнила я и вздохнула. — Здесь, на этом кладбище.
— За что ж ему такая честь?
— Вроде бы у него тут бабка.
— Бабка, дедка… Ну надо же… Ты эту аллею видела?
— Конечно. Кремлевская стена. Только мавзолея не хватает.
— Мороза шлепнут, и будет мавзолей.
— А что, его шлепнуть собираются?
— Откуда мне знать? Да и что толку: шлепнут одного, тут же второй появится.
— Работаете плохо, — проворчала я.
— Само собой. Все шишки на нас. Ты вот скажи лучше, какой гад дал разрешение хоронить здесь Турка? Ведь явно человечек немаленький в городской администрации.
— Сегодня одного уже похоронили. Говорят, в машине взорвался…
— А-а… Гена Блинов. Чего там хоронить-то. И он, значит, здесь? Удостоили?
— Здесь. Хочу завтра глянуть на похороны, вдруг Синий решит соратника проводить. Родионов задумался.
— Что ж, стоит попробовать.
— Еще новости есть? Как там Чугунок? Петрович отвез его в лагерь?
— Нет, — помявшись, ответил Родионов. — Сбежал, чертенок. Петрович его периодически встречает, но отловить пока не может. И вот еще что: Упырь пропал.
— Как пропал? — испугалась я.
— Видно, заскучал в деревне и смылся.
— А где же он теперь?
— Кто знает? Ищем.
— А если Синий?..
— Почему сразу Синий? Надоело парню в деревне с бабкой сидеть, вот и удрал. Появится.
— Появится, — передразнила я. — Он свидетель, и Синий об этом прекрасно знает.
— Я твоему Упырю не нянька, — разозлился Родионов. — Это вы с Петровичем его от милиции прятали, вот и результат.
Я хотела возразить, но ссориться с Родионовым было глупо, тем более что в его словах была правда, и я замолчала. Он тоже молчал, положил свою руку на мою и на небо поглядывал, затем вдруг спросил:
— У вас на кладбище бомжи живут?
— Не знаю. А что такое?
— Иду от боковой калитки со стороны Красномилицейской, а кто-то по тропинке среди деревьев — шмыг. Все-таки странное место кладбище, вроде бояться совершенно нечего, а жуть берет.
— Это Данила Дьяконов, батюшкина родня, пошел Пелагею провожать, — отмахнулась я. Впрочем, если это был Данила, то зачем ему идти к боковой калитке, Пелагее на троллейбусную остановку надо, а она в трех шагах от центральных ворот.
Словно в ответ на мои мысли, в свете фонаря возле колокольни возник Данила.
— Вон он возвращается, — кивнула я.
— Это не он, — возразил Родионов. — Мой худой и длинный, совсем на него непохожий.
Данила подошел ближе, поздоровался, а я спросила:
— На кладбище бомжи живут?
— Нет, чего им здесь делать? Милостыню собирают, но чтоб жили…