– Электричеством? – спросил Эдди.
Дживз и окровавленная дружно кивнули.
– Верно, – подтвердила женщина, – им самым, лехтричеством, так этот огонь прозывался в старину.
– Вам не обязательно идти с нами к Блейну, – неожиданно сказала Сюзанна. – Проводите нас до места, откуда видна колыбель. А дальше мы пойдем сами.
Женщина недоверчиво поглядела на нее. Потом Дживз притянул ее голову почти к самым своим губам и некоторое время что-то неразборчиво бубнил ей в ухо. Остальные Зрелые неровной шеренгой стояли позади них и смотрели на Эдди и Сюзанну отсутствующими глазами людей, переживших сильную бомбежку.
Наконец женщина огляделась.
– Хорошо, – согласилась она. – До колыбели мы вас проводим. Но уж там прощевайте, гостеньки, скатертью дорожка.
– В точности моя идея, – сказал Эдди. – Пойдешь ты и Дживз. Остальные – кыш. – Он окинул их быстрым взглядом. – Но помните: хоть одно копье из засады, хоть один кирпич, хоть одна стрела – и эти двое покойники. – Угроза прозвучала так неубедительно, что Эдди пожалел о ней. Разве могла взволновать этих людей судьба Дживза, окровавленной или любого другого отдельно взятого Зрелого, если каждый день, без выходных и праздников, они отправляли в мир иной парочку, а то и больше, членов своего клана? Ладно, подумал он, глядя, как остальные удирают без оглядки, теперь поздновато переживать из-за этого.
– Пойдемте, – позвала женщина. – Хочу поскорей распрощаться с вами.
– Взаимно, – ответил Эдди.
Но прежде чем вместе с Дживзом увести Эдди с Сюзанной прочь, женщина сделала нечто такое, что заставило Эдди отчасти раскаяться в своих жестоких мыслях, – опустившись на колени, отвела волосы со лба мужчины в килте и чмокнула его в чумазую щеку.
– До свиданья, Уинстон, – промолвила она. – Жди меня там, где расступаются деревья и вода душиста и сладка. Я приду к тебе, приду так же верно, как заря гонит на запад ночную тень.
– Я не хотела его убивать, – сказала Сюзанна. – Хочу, чтобы вы это знали. Но еще меньше я хотела умереть.
– Верю. – Лицо, повернутое к Сюзанне, было суровым, глаза – сухими. – Но коли вы надумали войти в колыбель Блейна, все едино, смерти вам не миновать. И, может статься, умираючи вы еще позавидуете бедняге Уинстону. Блейн не ведает жалости. Он – самый жестокий из демонов сего прежестокого города.
– Идем, Мод, – сказал Дживз и помог ей подняться.
– Твоя правда. Давай покончим наше с ними дело. – Она снова воззрилась на Сюзанну и Эдди – угрюмо, сурово и в то же время с непонятным смущением. – Будь прокляты мои очи, допрежь всего за то, что увидели вас. И да будут прокляты ваши пистоли, ибо они спокон веку источник всех наших бед.
"Которые при таком отношении, – подумала Сюзанна, – не отвяжутся от вас еще тысячу лет, золотко!"
Мод быстро зашагала по улице Черепахи. Дживз семенил рядом с ней. Эдди, кативший инвалидное кресло Сюзанны, вскоре запыхтел, отчаянно силясь не отстать. Великолепные, похожие на дворцы здания вдоль дороги, по которой они шли, мало-помалу расступались, делались все меньше, ниже, наконец, стали напоминать увитые плющом загородные виллы посреди просторных, заросших сорной травой лужаек, и Эдди понял: они вступили в некогда весьма фешенебельный район. Впереди над всеми постройками возвышалась одна – обманчиво простое квадратное сооружение из белых каменных блоков; кровлю-навес поддерживали бесчисленные колонны. Эдди снова вспомнил фильмы о гладиаторах, которые так нравились ему в детстве. Сюзанне, получившей более серьезное образование, пришел на память Парфенон. Но оба увидели великолепно изваянный бестиарий – по периметру крыши выстроились парами Медведь с Черепахой, Рыба с Крысой, Конь с Псом, – восхитились и поняли: перед ними цель их поисков.
Их ни на миг не покидало тревожное ощущение, что за ними следит множество глаз – следит с ненавистью и в равной степени с удивлением. Грянул гром; в тот же миг в поле зрения молодых людей оказалась железная дорога. Врываясь с юга вместе с грозой, монорельс улицей Черепахи шел прямо к Колыбели. И когда Эдди с Сюзанной приблизились к ней, древние трупы, окаймлявшие улицу, задергались, закрутились, заплясали вокруг них на крепчающем ветру.
Неизвестно сколько времени (Джейк знал наверняка только одно: барабаны опять умолкли) они бежали; потом Режь-Глотку вновь рывком остановил мальчика. В этот раз Джейку удалось устоять на ногах – пришло второе дыхание. К Режь-Глотке, которому никогда уж не вернуть было свои одиннадцать, – нет.
– Фу-у! Мое бедное старенькое сердчишко того гляди надорвется, куколка.
– Какая жалость, – бесчувственно отозвался Джейк и, спотыкаясь, отлетел назад – корявая ручища Режь-Глотки вошла в соприкосновение с его щекой.
– Как же, как же – окочурься я сей момент, ты, небось, изошел бы горючими слезами? Свежо предание! Не тут-то было, распрекрасная моя заднюшка, старик Режь-Глотку много кого пережил… да и не затем уродился я на белый свет, чтоб замертво пасть у ног сахарной ягодиночки навроде тебя!
Джейк бесстрастно слушал бессвязные речи пирата. Он рассчитывал еще до исхода дня увидеть Режь-Глотку мертвым. Старик, конечно, мог прихватить с собой на тот свет и самого Джейка, но это перестало заботить мальчика. Он вытер кровь с разбитой губы и задумчиво посмотрел на испачканную руку, дивясь, до чего же быстро желание совершить убийство вторгается в человеческое сердце и завоевывает его.
Режь-Глотку заметил, что Джейк смотрит на свои окровавленные пальцы, и осклабился:
– Никак, юшка потекла? А ведь сие не последнее отворенье соков, какое Режь-Глотку по давней дружбе учинил твоему младому древу… вот разве будешь держать ухо востро да глядеть зорко – зело зорко. – Пират ткнул пальцем себе под ноги. В булыжнике узкого проулка, по которому они пробирались, виднелась ржавая крышка люка. Джейк понял, что недавно уже читал оттиснутые на металле слова "Литейная Ла-Мерк".
– Тут сбоку проушина, – сообщил Режь-Глотку. – Видишь? Берись и тяни. Да поживей, ну! Поворачивайся! Тогда, может статься, сбережешь зубы до свиданьица с Тик-Таком.
Джейк ухватился за металлическую крышку и потянул – сильно, но не в полную силу. Ничего хорошего в лабиринте улиц и переулков, по которому его бегом прогнал Режь-Глотку, не было, но там мальчик хотя бы имел возможность видеть. Каково будет в подземельях под городом, где кромешная тьма не позволит и мечтать о побеге, Джейк не представлял и не собирался выяснять до тех пор, пока того категорическине потребуют обстоятельства.
Режь-Глотку живо дал ему понять, что такая минута уже настала.
– Эта крышка слишком тяжелая, чтобы… – начал Джейк. Пират схватил его за горло и рванул вверх; в итоге они оказались нос к носу. Долгий бег по узким переходам вызвал на щеки Режь-Глотки легкий румянец и осыпал их бисеринками пота, а пожирающие живую плоть болячки напитал безобразной лиловатой желтизной. Те язвочки, что не были прикрыты струпьями, мерно пульсировали, выделяя густой гной и тонкие кровавые нити. На Джейка пахнуло густым смрадом, но рука, сдавившая мальчику шею, тут же перекрыла ему кислород.