– Слушай, дурачина, слушай и мотай на ус, дубина стоеросовая, поелику сие остереженье – последнее. Ты немедля сдернешь сию распроклятую покрышку с колодца, а не то я залезу тебе в пасть да вырву язвило – по живому. И кусайся сколько влезет, милости просим, ибо хворь моя – в крови, и еще до исхода седмицы ты заметишь первые цветики на своихщеках… ежели доживешь до той поры. Теперь уразумел?
Джейк лихорадочно закивал. Физиономия Режь-Глотки исчезала в углубляющихся складках чего-то серого, а голос доносился словно издалека.
– Добро. – Режь-Глотку отпихнул мальчика от себя. Давясь и кашляя, Джейк повалился на кучу мусора рядом с крышкой люка. Наконец ему удалось сделать глубокий свистящий вдох. Воздух опалил легкие жидким огнем. Мальчик выплюнул испещренный пятнышками крови комок мокроты, и при виде этого комка его чуть не стошнило. – А теперь довольно разводить тары-бары, о восторг моего сердца, сволоки оную крышку с колодца, и дело с концом.
Джейк подполз к крышке, взялся за ручку и потянул что было мочи. На одну ужасную секунду мальчику померещилось, что он снова не сумеет сдвинуть тяжелый металлический круг с места. Потом он вообразил, как пальцы Режь-Глотки лезут к нему в рот, хватают за язык… и отыскал в себе еще немного сил. В пояснице разлилась тупая мучительная боль, словно там что-то подалось, но круглая крышка, скрежеща по брусчатке, медленно съехала в сторону, открыв их взорам ухмыляющийся полумесяц мрака.
– Славно, постреленок, славно! – жизнерадостно вскричал Режь-Глотку. – Экий же ты битюг, право слово! Да ты тащи, тащи – теперь-то уж не бросай!
Когда полумесяц превратился в половинку луны, а боль в пояснице Джейка – в яростный огонь, Режь-Глотку пинком в зад сбил мальчика с ног, и тот растянулся на земле.
– Превосходно! – сказал Режь-Глотку, заглядывая в люк. – Теперь, молодчик, живо полезай вниз. Сбоку есть лестница. Да помни: держаться крепко, не то кубарем покатишься до самого дна – перекладины страх какие склизкие ??а грязные. Коли память меня не подводит, их что-то около двух десятков. А как доберешься до низу, стань столбом и жди меня. Пожалуй, тебе может припасть охота дать стречка от старого приятеля – так ты раскинь мозгами, хороша ли оная мысль.
– Нет, – сказал Джейк. – По-моему, нет.
– Зело умно, сынок, зело умно! – Губы Режь-Глотки растянулись в страшной улыбке, еще раз открыв редкие гнилые зубы. – Там, внизу, тьма-тьмущая, и куда ни ткнись – перепутье, откуль разбегаются тыщи ходов. Твой старинный приятель Режь-Глотку знает их как свои пять пальцев, истинная правда, но ты заплутаешь в два счета. Вдобавок там крысы – пребольшие и очень голодные крысы. Так ты уж обожди меня.
– Хорошо.
Режь-Глотку внимательно приглядывался к мальчику.
– По разговору ты истый барич – но не из Зрелых, сгнить мне в остроге! Какого ж ты роду-племени, любушка?
Джейк не ответил.
– Что, твой язвило проглотил косолап? Не беда, Тик-Так все из тебя вытянет, будь я мерин. Такая уж у нашего Тикки натура – хочет всякого разговорить. А уж коли-ежели он расшевелит человечка, тот, бывает, тараторит эдак проворно да верещит эдак громко, что докуль по голове не тюкнешь, дотуль не угомонится. Подле Тик-Така косолапам не дозволено отымать чужие языки, особливо у эдаких распрекрасных вьюношей. А теперь, блядин сын, спускайся! Вот лестница! Хоп!
И Режь-Глотку вдруг стремительно выбросил вперед ногу. На этот раз Джейку удалось сжаться в комок и увернуться от удара. Мальчик заглянул в полуоткрытый люк, разглядел лестницу и полез вниз. Его торс еще возвышался над мостовой, когда воздух сотряс оглушительный каменный грохот. От источника шума их отделяло больше мили, но Джейк без всяких объяснений понял, что это. С губ мальчика сорвался возглас чистейшего страдания.
Угрюмая улыбка растянула уголки рта Режь-Глотки.
– Никак, твой дружок-удалец зашел по нашему следу чуть дальше, чем ты думал? Но, однако ж, не далее, чем полагал я,постреленок, ибо мне довелось заглянуть ему в глаза, и были те глаза вельми дерзки и лукавы. И я смекнул: он жи-ивенько явится за своей отрадушкой, наперсником ночных утех… ежели явится. Так и вышло. Сторожевые жилки хват углядел, а вот от фонтана не ушел – стало быть, все обстоит преотлично. Ну, любушка, – пошел.
Режь-Глотку нацелился пнуть Джейка в торчащую над брусчаткой голову. Джейк проворно нырнул в люк, но поскользнулся на лесенке, привинченной к стенке канализационного колодца, и спасся от падения, лишь ухватившись за расписанную охристо-красными царапинами лодыжку Режь-Глотки. Мальчик с мольбой посмотрел вверх, на пирата, и увидел, что выражение разъедаемого заразой, заживо разлагающегося лица ничуть не смягчилось.
– Пожалуйста, – попросил мальчик и услышал в своем голосе слезливые нотки. Перед глазами неотступно стояла картина: раздавленный в лепешку Роланд, похороненный под огромным фонтаном. Как это сказал Режь-Глотку? Если бы теперь он кому-нибудь понадобился, им пришлось бы собирать его промокашкой.
– Проси, коли хочешь, умоляй, сердечко мое. Токмо добра не жди, ибо сюда, за мост, жалости и милосердию ходу нет, будь я мерин. А теперь пошел, не то вышибу твои клятые мозги скрозь уши, будь они трижды неладны.
И Джейк полез вниз, и к тому времени, как он достиг стоячей воды на дне, острое желание заплакать прошло. Ссутулив плечи, понурив голову, мальчик ждал, чтобы Режь-Глотку спустился и повел его навстречу его судьбе.
Роланд едва не зацепил натянутые крест-накрест жилки, которые сдерживали лавину мусора, но висящий в воздухе фонтан был нелеп и смехотворен – такую ловушку мог бы расставить не блещущий умом ребенок. Корт выучил своих подопечных при продвижении по вражеской территории постоянно проверять все сектора обзора, то есть не только задний и нижний, но и верхний.
– Стой, – велел стрелок Чику, повысив голос, чтобы его не заглушали барабаны.
– Ой! – согласился Чик, посмотрел вперед и немедленно прибавил: – Эйк!
– Да. – Стрелок еще раз поглядел на подвешенный в воздухе мраморный фонтан и внимательно осмотрел улицу, отыскивая спусковой механизм. Он увидел, что их два. Возможно, когда-то намеренно приданное им сходство с камнями мостовой и приносило свои плоды, но то время давно миновало. Роланд нагнулся, упираясь ладонями в колени, и проговорил прямо в поднятую мордочку Чика: – Сейчас я на минуту возьму тебя на руки. Гляди не балуй, Чик!
– Чик!
Роланд подхватил косолапа на руки. Сперва Чик весь напрягся и попробовал вырваться, а затем Роланд почувствовал, что зверек уступает. Косолап не слишком радовался такому тесному общению с человеком, который не был Джейком, но явно решил примириться с ситуацией. Роланд снова невольно задался вопросом, насколько же разумен Чик.