— Это что за номер? — недовольно поморщилась она. Её нелюбовь к беспорядкам моментом нарисовалась на лице.
Но он привык жить так как ему хочется.
— Я валюсь с ног. Устал, как ездовая собака.
— Пожалуй, похоже, — усмехнулась она, и, опустившись на колени, принялась расшнуровывать его ботинки. — Где ж ты так шустрил?
Прикрыв глаза ладонью, он забурчал:
— Дело было, а позже бестолкового сына твоего, учил пельмени варить.
— Даньку? — удивлённо застыла с ботинком она.
— А у тебя есть ещё один? Оставь в покое мои ботинки, отдохну и разденусь. С чего это вдруг ты принялась ухаживать за мной.
— Ты же устал. Почему же не сделать приятное. А ты любишь красиво и дорого одеваться.
— Откуда ты взяла такое? — насторожился он.
— Вот, — помахала она ботинком перед его носом, — сейчас рассмотрела.
— Оставь его в покое, я их за треть цены на распродаже купил. Размер большой не ходовой. Что ты делаешь, приподнялся он на локти, наблюдая за её дальнейшими усилиями.
— Освобождаю тебя от брюк. Раз уж между нами сложились определённые отношения, то это не будет считаться большим грехом, а как бы даже наоборот…
Достав вешалку, она перекинула брюки через перекладину и, стянув с него пиджак, определила его поверх, а плечики повесила в шкаф. Рубашку и носки ждала стирка.
Покончив с одеждой, скомандовала:
— А теперь марш под душ.
Но Никита не спешил.
— Лен, подожди, через десять минут.
— Топай без разговоров и спать. Ужинать, как я поняла, не будешь, с Данькой пельменей натрескались.
— Ты ужасно догадлива, — хмыкнул он. — Объясни, почему ты его не научила даже вермишель варить? Что будет делать этот индюк, допустим, поругавшись с женой? Лапу сосать.
Лена, понимая справедливость его слов, вздохнула:
— Надобности не было. Жалко. Думала ещё успею. Всё такой маленький был, и враз в мужика вымахал. Оказалось поздно. Давай поднимайся, и пойдём в душ. Потом легче будет.
— Ты со мной? — потянул он её за собой.
— Никита, не глупи. Ты не выспался. Отсюда и самочувствие такое никакое.
— Нормальное моё самочувствие на раз, меня тебе хватит.
— Господи, что за упрямый мужик. Всё в одно переводит… Иди уж. Придётся спинку потереть.
— Правильное решение. — Подхватив на руки, упирающуюся Лену, отправился он с хохотом в душ. — Завтра с утра позвонишь и договоришься со своим кандидатом наук о приезде и консультации.
— Ты меня отвезёшь сам?
— И туда и обратно, — обещал он.
— Зачем гардероб такой многочисленный накупил? Мне неудобно. Чувствую себя барышней на содержании. Скажи, сколько я должна, непременно расплачусь.
— Потом разберёмся. Подошло?
— Да? Спасибо. Но дальше я буду одевать себя сама.
— Непременно с моего одобрения, — засмеялся он, натирая её гелем для душа.
— Никита, так нельзя. — Нахмурилась она. — Я не дам себя задавить.
— Больно надо. Остынь. Кто тебя давит. Просто помогу, пока ты не научишься справляться в новом образе сама.
— У тебя слова расходятся с делами…
— Таких несправедливых речей мне ещё никто не говорил. Ты просто погорячилась, — проглотил улыбку он. — Или совсем не поняла меня. Дай сюда твои сладкие надувшиеся губки. Идём на кровать, и ты мне расскажешь, что написала сегодня и о чём надумала ещё.
— Думать, к своему стыду, и не собиралась сегодня. Писала очень мало. Тот детектив, что сочиняла до стрельб. А всё остальное время занималась примеркой и вертением перед зеркалом.
Сдвинув подушки на серединку и устроившись голова к голове, он посмеивался:
— Неужели ты исправляешься, и тебя заинтересовал твой вид? — пощекотал он её животик.
— Никитка, ты противный малый.
— Так про что твой предыдущий детектив? Наверняка мура какая-то…
Лена поджала губы и отвернула лицо. "Вот тебе!"
— Ничего больше не буду говорить.
— Да, ладно тебе злиться. Я пошутил. Так про что?
Она, пошарив рукой одеяло и подтянув его себе на подбородок, вздохнула: "Вот же настырный какой, душу вынет!"
— Про ребят организовавших фирму по изготовке рекламы.
— И что? — припечатал он горячими губами её плечо.
— Всё шло отлично, пока к ним в дружбу не набился чужой третий.
Его губы доползли до шейки.
— В чём же соль?
— Он влез к ним в доверие, изучил работу, а потом стал под их прикрытием работать, убирая одного за другим. Причём, организовывая убийство одного, все улики подкинул против второго. В результате, став хозяином большой фирмы, зажил припеваючи. Один в земле. Второй в бегах.
Его руки, не теряя время зря доползли до её тела, и осторожно повернув притянули к себе.
— И куда же он у тебя убежал?
"Наверняка изучал приёмы удава?!" — зашевелилось в её голове. Закрыв глаза, чтоб не видеть его притягивающего взгляда проговорила:
— Не далеко. В брошенные сёла. Таких сейчас море. Старики вымерли, а молодёжь не хочет без работы для себя и школы для детей в глуши жить.
Он навис над ней и принялся щипать горящими огнём губами: глаза, рот, подбородок.
— Чем же дело кончится?
Она с трудом проглотила палящий горло жар: "Чёрт, с таким мужиком в два счёта попадёшь в пекло!" Отвечала еле шевеля спёкшимися губами:
— Пока думаю. Надо попробовать вписать любовь.
Он стиснул её в таких объятиях, что на дыхание уже не оставалось сил. А он медовой пчелой жужжал:
— За чем дело стало? Подсказать?
Лена смогла намести по своим сусекам сил только на шёпот:
— Любовь — это не убийство, её от балды не сочинишь, как детектив. Такую силу непременно стоит прочувствовать.
Его наглая, горевшая огнём рука сжала грудь и пробороздила раз, другой и так пылающее тело. Прищемив губами ушко, он выдохнул в него:
— Усёк. Надо прочувствовать помочь? Зачем же дело стало. Сейчас организую.
Её руки птицей метнулись на его шею. Этот пыл встревожил её. Она напугалась саму себя. Отчего и поспешила прошептать:
— Спи.
"Вот это она придумала!" — ухмыльнулся он. И помяв в горячих пальцах её грудь с ангельским покорством прошептал:
— Не могу, усыпи меня. Расскажи ещё что-нибудь…
— Для мужиков есть только одно эффективное снотворное.