— Ты о чём? — прикинулся он. — Поговорим о другом.
— Пусть так. У них такая чудная малютка, толстенькая и смешная.
Серж поморщился, о детях говорить он ещё меньше хотел, нежели про пакет. Но ей ровно, без раздражения, сказал:
— Дети все милы. Но, уволь сударыня, нам это без надобности. Давай лучше про луну.
— А что про неё говорить. Бродит себе по небу, да за всеми подсматривает, всё вынюхивает. Жандарм земли. Одна польза освещает путь добрым людям, но и ворогам помогать не считает для себя зазорным. Равнодушная она. Хоть убийце светлый бочок подставляет, хоть доброму путнику. — Покосясь на смеющего мужа докончила она. — Вот ты смеёшься, а это так.
— Так, так, — прижал он её к себе, горячо целуя. — Объявим ей бойкот и не будем больше смотреть на неё одноглазую.
— Ты такой горячий, да неужели ж, баня тебя не остудила?
— Первый раз слышу, чтоб баня студнем была, — хохотал он, унося её на кровать. — Хватит твоим волосам просушки. Остальное на подушке разложим, досохнут, куда им деваться. В бане любил за дорогу, сейчас — так захотелось.
В венецианском зеркале отражались языки пламени на лике Богородицы. В углу на божнице, горели тонкие свечи, прилепленные к иконам. По комнате плавал, как не скажет княжна, от нахальной, одноглазой луны, мягкий рассеянный свет. Серж спал, а Таня высвободившись из его объятий и упав на колени просила заступницу пожалеть её и помочь… Ночь, отпев деревенским петухом закатилась за горизонт, но утро порадовав румяной зарёй ушло выталкиваемое днём. Софи не будила гостей, и они вышли к столу только к обеду. Таня, сразу к неудовольствию барона, занялась маленькой дочкой хозяев. День прошёл в разговорах и гулянии по парку. Ещё одна спокойная ночь на постели и опять на подогнанных к крыльцу каретах в путь, теперь уж домой. Тане путешествие порядком надоело. Она даже дала себе зарок без особой надобности не двигаться хотя бы год в дорогу. А для Софьи, это было первый выезд с усадьбы после того, как они с графом здесь, в глуши, нашли покой своим истерзанным душам. Всё в их жизни наладилось, шло ровно и спокойно, и она сейчас не только волновалась, но и беспокоилась за дальнейшую судьбу. «Как оно будет там, в свете?» Владимир сразу уловил это её напряжение, но успокаивать и переубеждать не стал. Будет выглядеть глупо и неправдоподобно. Она умная женщина и сразу поймёт фальшь. Лучше всё оставить как есть и не давать ей повода для переживаний, тогда она наверняка, быстрее, успокоиться.
Выехали рано утром. На полдороги остановились опять в том же постоялом дворе, что и в день, когда Серж умыкнул у князя Николая Антоновича дочь. Нужно было дать возможность отдохнуть лошадям, женщинам и успокоить зашедшегося в крике ребёнка. Ему надоела карета, хотелось простора. На постоялом дворе, как всегда к вечеру было людно. Весело звенела наковальня. Пару человек в засаленных стоящих стоймя фартуках, голых по пояс, стучали молотками. Рядом бегал мальчишка подмастерье, ловя каждый взгляд мастеров. Куются гвозди и скобы. У мехов танцуют, нагнетая воздух ещё пара рабочих. Таня засмотрелась и чуть приотстала. Серж, в недовольстве сведя брови, подтолкнул её к крыльцу.
Владимир сразу заметил своих бывших друзей шумно пировавших и уже похоже давненько за столом, но, не останавливаясь, прошёл под руку с женой, бережно держа на локте ребёнка по скрипучим ступеням лестницы наверх в номера. Их, кажется, не заметили. В пылу пирушки, не обратив на вновь прибывших никакого внимания. Но когда граф с Сержем спустились вниз через полчаса, чтоб заказать ужин, то без скандала не обошлось.
— Граф, вы нас уже не замечаете? — развёл руками, приглашая обняться, Гучинский.
Владимир по опыту знал, что этот его дружеский выпад не сулит им ничего хорошего. К его удивлению он почти не изменился. Разве что располнел чуть-чуть, но выражение собственной значимости осталось. И лицо красноватый цвет сохранило. Опять же, между бровями застыла, вероятно, навеки глубокая вертикальная складка, что выражала в его исполнении нетерпение к иным и неудовлетворение собственной жизнью.
— Неужели то страшилище на котором ты Вольдемар женился и теперь мучаешься, стоит тех денег, что тебе за неё отвалили. — Съехидничал, пьяно икая, другой.
На него сыпались колючие вопросы и ехидные смешки, а он совсем никак на них не реагировал, равнодушно пробираясь к свободному столику. Совершенно спокойно посмотрев на хохочущих друзей, как на нечто неприятное или пустое, прошёл за Сержем следом. «Неужели же он так изменился, что считает тот разговор и людей не достойными своего внимания?» — оглядывался на него через плечо Сергей. Барон, немного занервничавший при таком обстреле, успокоился и даже отодвинув стул, собрался сесть. Но вскрикнула не в силах сдержать свои эмоции Софи, неожиданно спустившаяся за ними и слышавшая такие мерзкие в свой адрес речи. Теперь разговор пошёл совершенно другой. Замешана женщина. Владимир, метнувшийся к жене, подхватил умывающуюся слезами женщину на руки. Серж, схватив наглеца за рукав, развернул его и двинул кулаком в лицо захлёбывающемуся смехом офицеру. Из разбитой губы хлынула кровь. Никто и охнуть не успел. Роняя стулья, компания враз оказалась на ногах. Хоть и пошатываясь, хватаясь за грудки и руки, всё-таки ещё соображая, пытались не дать достать собутыльнику оружие и сейчас же расправиться с обидчиком.
— Пустите! Пустите меня! — не своим голосом вопил офицер. Выступившая пена у него на губах делала пьяное лицо невменяемым. Хриплый визг рвался из перехваченного яростью горла.
— Серж, уйди — это моё дело, — встал за его спиной вернувшийся Владимир. Лицо его мгновенно побелело. Грудь высоко вздымается, а глаза остекленели.
— Так не пойдёт. Пусть он объяснится граф… — Лез к Сергею, выкатив налитые кровью глаза, с намерениями драться только что отведавший кулака барона их благородие. Лицо его из жёлтого, сейчас позеленело, а кровь разрисовала его ещё и пятнами.
Владимиру было понятно, что приятелям составит немало труда и терпения его укротить.
За соседним столом колебались и всё-таки капитан вскочил.
— Он что рехнулся!? — обращаясь к Владимиру и тем самым добавляя свой голос в этот гвалт вскричал он. — Или ты считаешь, что я не прав?
Вино из бокала выплеснулось на белоснежную сорочку графа, безнадёжно испортив её. Но Владимир даже не поморщился. Отстранив на длину вытянутой руки от себя капитана, ухмыльнувшись, сказал:
— Ну, чтоб у вас не разбегались мысли и говорили вы внятно, опять же, чтоб вашу речь все разумели, получите ещё от меня, — двинул он что было силы кулаком в пьяную морду бывшему приятелю.
Какое-то время капитан молчал, казалось, не соображая, что произошло. Потом какая-то мысль пронзила его и, он завопил:
— Драться и немедленно, — постепенно начиная трезветь, надрывался он. — Причём с обоими. Я убью вас за один раз. Одной пулей, одним выстрелом.
— Не иначе, как слюнями летящими сейчас из его поганого рта перешибёт нас, — усмехнулся барон брату."Наваждение какое-то. И что ж нам не везёт с этими постоялыми дворами?" — подумал Серж, закрывая собой спину графа.