— Мужики, а я-то вам, зачем понадобилась? Своих баб не хватает?
— Что!? — передний кентавр аж на дыбы встал. — Да кому ты тут нужна, человеческое отродье!?
— Так может, мы поедем, раз мы никому тут не нужны?
Поймать скотинку на слове мне не удалось.
— Только с места тронься — мы тебя стрелами утыкаем!
Ага, если попадете! Медальончик-то, который глаза стрелкам отводит и сейчас на мне! И другой медальон. Я невольно провела рукой по извивам неожиданно теплого металла. Что случилось дальше — я и сама не поняла. Появилось такое странное ощущение… Я знала, что нам не выбраться без потерь, знала, что нужно сражаться до конца, готова была рискнуть жизнью, а потом меня как-то легко отодвинули в сторону. Не физически. Тело мое осталось стоять там же, где и стояло. Но на миг мне показалось…
Чьи-то большие теплые ладони легли мне на плечи. Тихий шепот коснулся сознания. “Это не твоя битва, девочка. Ты сильна, но ты еще новичок. Одна ты проиграешь. Позволь мне помочь тебе”.
Больше эфирное существо ничего не сказало. И моего согласия тоже дожидаться не стало. Я увидела свое тело, словно со стороны. Это, несомненно, была я. В местной одежде, растрепанная, с решительным выражением на испачканной мордашке, крепко сжимающая в руке тот самый медальон. И “я” открыла рот.
— Слушайте вы, лошаки, если через две минуты вы не уберетесь отсюда, я изготовлю из вас конский бифштекс и краковскую колбасу!
— Что!? — презрения в голосе кентавре хватило бы на три группы студентов-заочников. Но “я” даже и ухом не повела.
— Время пошло, уроды!
Ой! А вот этого говорить не стоило! “Я” допустила огромную ошибку. Не знаю, почему так отреагировали кентавры, может и сами понимали, что не слишком-то вписываются в картину мира, но тот полуконь, который и вел все переговоры, поднял руку.
— Убить их! Немедленно!
— Да как скажешь! — улыбнулась “я”.
Мне стало жутко. Сейчас на моем (да все-таки это тело принадлежит мне, просто я временно летаю рядом) лице играла такая улыбочка, что, увидев меня, сбежал бы даже Джек Потрошитель. И я могла его понять. Сама бы сбежала, но некуда. А в следующую секунду мое тело подняло вверх руку. Одной, левой рукой, “я” так и сжимала странный медальон, а второй, правой, сделала какой-то странный жест. И с моих пальцев рванулся поток чистого, почему-то ярко-синего, огня.
Больше всего я напоминала себе газосварку. Поток ярко-синего, интенсивно-синего огня, бил прямо из моей руки. И “я” управляла им. Самым страшным было то, что никто из кентавров даже не попытался сбежать. Или не смог. Они просто стояли, как и стояли, полукругом, загораживая нам троим дорогу. Так же они и падали. “Я” оказалась садисткой и медленно вела рукой сперва от центра направо, а потом налево. И наслаждалась написанным на лицах полуконей ужасом. Искренне наслаждалась. Кажется, они все-таки не могли сбежать. Потому что в глазах у них был такой страх, как у детей перед чудовищем из-под кровати. Но меня это радовало. Почему? Ответ я получила тотчас же, как мое тело опустило руку.
Последний кентавр опаленной кучей упал на землю, “я” тряхнула рукой, сбрасывая последние капли синего огня, как речную воду, и криво улыбнулась. Эта улыбка определенно принадлежала не мне. Я никогда не улыбалась так, словно у меня погибли все родные, а я стою на могиле их убийц. Это была улыбка человека, пережившего самое худшее, что только может быть в жизни и не сломавшегося.
— Что ж, они сами напросились. Жаль, колбасной фабрики рядом нет. Ну, хоть так оставим, для местных падальщиков!
И тот же тихий голос скользнул в меня, как кинжал в ножны.
“Возвращаю тебе твое тело, девочка. Мы еще встретимся. Обязательно встретимся”…
В следующую минуту не было ничего. Просто ночь наступила.
— Тина! Тина, мать твою! Да очнись же ты………!!!
— Сам ты……, да еще и…!!! — огрызнулась я, не открывая глаз. Будет тут меня каждый урод оскорблять!
— Я же тебе говорил, что ее вздорный характер круче любого беспамятства будет!
— Да, а я еще не верил, наивный!
— Еще, какой наивный, — подтвердила я, — не открывая глаз. — Готова поспорить, ты еще и девственник!
— Тина, ну ты вконец обнаглела! — возмутился Геракл. — Если ты меня оскорбляешь, так хоть глаза открой!
Я приоткрыла глаза и тут же зажмурилась. Небо в пустыне — зрелище не для слабонервных. Особенно днем. А сейчас был именно жаркий день. Часа два-три пополудни, если судить по солнышку. Но даже мимолетного взгляда хватило, чтобы в моем разуме сложилась вполне отчетливая картинка. Мы находились в каком-то оазисе, во всяком случае, тут были пальмы. Я отчетливо видела их верхушки на фоне неба. Я лежала на песке, моя голова и верхняя половина туловища покоились на коленях у Тесея, а Геракл сидел напротив, заплетя ноги в позу лотоса, и с неодобрением смотрел на меня. Тут же были привязаны и наши верные скакуны.
— Что случилось? Почему мы здесь?
— А ты ничего не помнишь? — в голосе Тесея звучало явное удивление.
— А что я должна помнить?
Голова была как чугунная. Какая там память! Мозги бы не расплавились!
— Кентавры. Не помнишь?
Слово “Кентавры” оказалось спусковым крючком. В моем мозгу что-то щелкнуло. Я вспомнила медальон, вспомнила чей-то голос, вспомнила, что мое тело сделало с этими полулюдьми-полуконями — и меня замутило. Тесей едва успел повернуть меня набок.
Меня рвало долго и мучительно, тем более, что рвать-то было нечем. Если я что и ела на завтрак, то это было в четыре часа утра и давно переварилось. Мальчики терпеливо ждали, пока у меня не окончатся спазмы. Потом Тесей поднес мне к губам флягу с водой, а Геракл, жестом опытной сиделки, пришлепнул на лоб мокрое полотенце.
— Где мы? — спросила я из-под тряпки.
— В оазисе, — тут же откликнулся Тесей. — Когда ты, гм, немного погорячилась…
Я невольно фыркнула. Немного погорячилась!? Да, совсем немного! Тридцать кентавров подожгла, а так — пустяк! Все равно, что назвать Годзиллу — милой ящеркой!
— Так вот. Ты грохнулась на песок и крепко приложилась головой о какой-то камень. Его песком занесло, но все равно получилось ощутимо. Мы взвалили тебя на верблюда — и отправились восвояси. Часа через три набрели на этот оазис и решили остаться здесь до утра. На рассвете опять отправимся за твоими фруктами. Хотя на фиг они тебе сдались при таких то возможностях?
Я вздохнула. Конечно, я давно рассказала ребятам, куда и зачем мы идем. Иначе было бы нечестно.
Я доверяла им, так что они имели право знать кто наши враги. Я не упустила никого из списка. Олечка, ее папсик и черт знает сколько еще волшебников! Если бы после этого Геракл или Тесей оставили меня и отправились своей дорогой, я бы не упрекнула их. Они пошли со мной. И заслуживали полной откровенности.