— Тогда привяжите эту штуку как следует. При таком грохоте я не усну.
Перед ними в снежной мгле возникла громада передвижного прибежища телезвезды. Слышалось тихое гудение генератора. Каррадайн начал обходить дом на колесах с торца; распахнутая рубашка развевалась у него за спиной. В тени между трейлером и ограждением было еще темнее, и Дэвис вздрогнула, нервно облизав губы.
Удар.
И тут они увидели прямо перед собой тело, зацепленное ногами за балку, поддерживавшую балкончик. Одежда несчастного была разорвана в нескольких местах, руки безвольно свисали. Голова, находившаяся примерно на уровне их голов, под порывами ветра раз за разом ударялась о металлическую обшивку. Черты лица подвешенного скрывал толстый слой снега.
Удар.
Брианна с воплем отшатнулась.
— Он мертвый! — вскрикнула Дэвис.
Водитель быстро шагнул вперед и смахнул снег с болтавшейся перед ним головы.
— Господи! — закричала Дэвис. — Туссен!
Каррадайн вытянул руки, чтобы попробовать отцепить тело от балки, и тут глаза Туссена внезапно открылись. Он обвел всех непонимающим взглядом, затем неожиданно раскрыл рот и заорал.
Брианна без чувств осела на снег, глухо ударившись обо что-то затылком.
Туссен снова издал дикий, пронзительный вопль.
— Он играет с вами! — кричал он. — Он играет с вами! А когда закончит играть — убивает. Он убьет всех!
В оперативном центре стало еще многолюднее. «Последний раз, — мрачно подумал Маршалл, — здесь было столько народу лишь после того, как хранилище оказалось пустым». На том собрании царила атмосфера шока, смятения, недоверия. Сейчас же тут преобладал животный страх — настолько сильный, что Маршалл почти ощущал в воздухе его металлический привкус.
Едва он переступил порог, к нему подошли Вольф и Кари Экберг.
— Как там Туссен? — спросил Вольф.
— Сильно обморозился, у него сломана лодыжка и множество рваных ран на руках и ногах. Но жить будет. Он постоянно бредит — пришлось дать ему сильное успокоительное из военных запасов. Гонсалес соорудил нечто вроде смирительной рубашки… но, даже накачанный транквилизаторами, он пытается сопротивляться.
— Бредит? — переспросил Вольф. — О чем?
— Бормочет что-то бессвязное. Говорит, будто на него напали в лазарете, изрядно потрепали, а потом выволокли наружу.
— Кто мог на такое решиться? — выдохнула Экберг.
— Судя по словам Туссена, — ответил Маршалл, — это вообще не человек.
Вольф нахмурился.
— Чушь.
— Но кто-то ведь подвесил его, словно мясную тушу, футах в десяти над землей.
— Белый медведь вряд ли способен на что-то такое, — сказал Вольф. — К тому же такой большой зверь не мог незаметно проникнуть на базу, а потом беспрепятственно ее покинуть. Да еще с добычей. Туссен явно бредит. Кстати, что он делал в лазарете?
— Похоже, он пытался тайком снять на камеру труп Питерса.
Вольф вздрогнул, и лицо его помрачнело.
— И как, снял?
— Трудно сказать. В лазарете действительно нашли камеру, и Гонсалес со своими парнями сейчас ее обследует. Но она сильно повреждена, и запись не сохранилась. Слышен только звук. Туссен там раз за разом бормочет: «Нет, нет, нет».
— Он как-то описал нападавшего? — спросила Экберг.
— Да никак. — Маршалл помолчал, вспоминая поток бессвязных слов, вырывавшихся из горла Туссена, когда солдаты пытались его обездвижить. — Кричал, что на него накинулось что-то очень большое, размером с автомобиль.
Вольф скептически покачал головой.
— Еще он твердил, что у него очень много зубов. Небольших, но острых как бритва. И что эти зубы якобы шевелились.
Взгляд Вольфа стал еще более недоверчивым.
— Весьма сомнительно, а?
— Не знаю. Хотя раны на теле Питерса и впрямь напоминают бритвенные порезы. — Маршалл опять ненадолго умолк. — И глаза. Он все время упоминал о глазах.
Экберг содрогнулась.
— И утверждал, будто эта тварь ему что-то пела, — добавил Маршалл.
— Думаю, я услышал достаточно.
Вольф направился к двери.
— Есть кое-что еще, — крикнул вслед ему Маршалл.
Представитель телекомпании остановился, но не обернулся.
— Тело Питерса исчезло.
Маршалл и Экберг молча смотрели вслед уходящему Вольфу. Люди, разбившись на небольшие группки, о чем-то переговаривались — негромко, почти шепотом. Полную противоположность им составляла Дэвис, чьи вопли и причитания первыми взбудоражили обитателей базы и донесли до них страшную весть. Сейчас она, прячась в дальнем углу помещения, громко требовала выделить ей личную военизированную охрану.
Экберг кивнула в сторону Каррадайна, который сидел в одиночестве, потягивая из пластикового стаканчика какой-то напиток.
— Он предложил увезти всех отсюда, — сказала она.
— В смысле… в Йеллоунайф?
— Куда угодно. Подальше от базы. Он сказал, что в трейлере Эшли поместятся почти все.
— Возможно, это и неплохая мысль… если он будет смотреть на дорогу и не станет лихачить.
— Вольф не согласен. Сказал, что это слишком опасно.
— Ну… здесь пока что куда опаснее. — Маршалл внимательно оглядел собеседницу. — Вы бы уехали? Я имею в виду, если бы Каррадайну дали зеленый свет?
— Зависит от того, как поступил бы Эмилио.
— Вы ничем ему не обязаны. Кроме того, теперь мне известно, какого вы о нем мнения.
— И какого же?
— Утром вы не делали из этого тайны.
Экберг грустно улыбнулась.
— Не стану отрицать, что он та еще задница. Но таковы почти все режиссеры, с которыми мне доводилось работать. Нужно обладать непомерным тщеславием, чтобы затеять и довести до ума столь крупный и сложный проект, как документальный фильм, который способен приковать к себе внимание зрителей в лучшее телевизионное время. Кроме того, у меня контракт не просто с Конти, а со всем шоу. Так уж заведено в этом бизнесе. Я — координатор проекта и останусь им до конца.
Маршалл улыбнулся в ответ.
— Вы смелая женщина.
— Вряд ли. Просто очень честолюбивая.
Только сейчас Маршалл заметил, что рядом кто-то стоит. Подняв взгляд, он увидел наблюдавшего за ними Джереми Логана. «Может, он и ученый, — подумал Маршалл, кивая, — но никак не походит ни на одного из профессоров, которых я знал».
— Прошу прощения, что прерываю вашу беседу, — сказал Логан, — однако мне хотелось бы перекинуться парой слов с доктором Маршаллом.